Тема: Уэко-Мундо
Название: Дураки и их женщины
Автор: Пухоспинка
Команда: Блич-спецназ
Персонажи: Рангику/Неллиел, подразумеваются Гин/Рангику, Нойтора/Неллиел
Рейтинг: R
Жанр: драма
Количество слов: 546
читать дальше
Женщина появляется раз в месяц. Так кажется Неллиел.
Сначала — хищно и настороженно крадется по пустынным коридорам Лас-Ночес, держа меч наизготовку. Потом шагает свободно, привычно отмахиваясь от шорохов, таящихся по углам.
Она всегда приходит в одну и ту же комнату. Большую, светлую, с огромным экраном на всю стену и удобными креслами. Еще в комнате есть столик и, кажется, кровать... Или кровать — у Нойторы? Неллиел забыла. Комнаты сливаются в памяти, в них застыло такое похожее одиночество.
Женщина садится в кресло — всегда одно и то же — закидывает ногу за ногу, закрывает глаза и замирает.
Иногда она разговаривает. Спрашивает, наклонив голову к плечу: "Почему ты такой дурак, Гин?" Или: "Как ты думаешь, я не поправилась?" Или: "Мне тебя не хватает".
Неллиел кажется, что она ни капельки не поправилась. И дураков вокруг слишком много.
Когда Неллиел заходит в комнату впервые, она садится в свободное кресло и замирает. "Почему ты такой дурак, Нойтора?" — шепчет она про себя. Женщина рядом вздрагивает.
Иногда пустой экран освещается — следуя когда-то заведенному его хозяином порядку. И они смотрят на мертвые коридоры Лас-Ночес. Или живые. Как повезет.
Знакомые картины пробуждают память, и Неллиел рассказывает.
Женщина слушает, неподвижно глядя перед собой и поглаживая подлокотник. Неллиел смотрит на узкие пальцы, повернувшись на бок и подложив ладонь под щеку. Зрелище почему-то согревает. Еще у женщины золотые волосы — как солнце. Хочется проверить, идет ли от них тепло.
Она не возвращается ни через месяц, ни через два. Неллиел скучает и думает, почему бы не заглянуть к Нойторе. Это совсем не страшно. И не больно. Так ей кажется.
Перед белым прямоугольником входа она мнется, потом толкает дверь. Внутри светло и пыльно.
На полу валяются парные браслеты, на стене вмятина — поцелуй Санта-Терезы.
Неллиел забирается на большую кровать и сворачивается клубком. Иногда ей хочется снова стать маленькой. Она дремлет и видит сны. В них тепло и светит солнце — яркий шар, от которого слезятся глаза.
Неллиел просыпается и видит ее затылок. Женщина сидит на полу, прислонившись спиной к кровати. Неллиел зарывается рукой в густые мягкие пряди, наматывает их на палец и распускает. Вздрагивает, когда на руку ложится теплая ладонь и гладит. Неллиел всхлипывает, сползает с кровати, прижимается к женщине, утыкаясь в теплую грудь, и плачет. А ладонь гладит, гладит — теперь уже по маске — успокаивающе. От этих движений перехватывает горло, а в груди растекается тепло. Неллиел слушает, как бьется чужое сердце, ведет пальцем по голубоватой венке — она начинается у ключицы, уходит вниз, внутрь декольте. Неллиел освобождает тяжелую грудь от белья, трогает розовый сосок, по молочной коже бегут мурашки. Женщина выдыхает, подхватывает Неллиел под ягодицы и усаживает на себя.
Они замирают. Неллиел сжимает ноги, чтобы погасить огонь внутри. И тут же раздвигает их, когда прохладные пальцы скользят в глубину, трут и поглаживают. Неллиел насаживается на них, вжимается сильнее и стонет умоляюще, прикусывая твердый сосок. Волна тепла прокатывается по всему телу, голова кружится, и Неллиел закатывает глаза, обмякая в чужих руках.
Они сидят, обнявшись. Неллиел знает, что край маски царапает женщине щеку, но та почему-то не отстраняется.
— Мужчины такие дураки, — говорит Неллиел.
— Да, — соглашается женщина.
— Ты придешь еще?
Женщина молчит, и Неллиел расстраивается.
— Приду — если ты хочешь, — голос женщины звучит немного удивленно. Как будто она не ожидала от себя такого.
— Хочу, — Неллиел думает, что у нее тоже есть комната. А к ним, к этим — они будут заглядывать. Приходить в гости. Потому что невозможно отпустить прошлое. С ним можно только смириться.
Тема: О ненастоящем
Название: Двадцать лет
Автор: Chirsine
Команда: Блич_Спецназ
Персонажи: Куросаки Ишшин, Урахара Киске\Шихоуин Йоруичи
Жанр: общий, драма
Рейтинг: R
Размер: 1500 слов
Таймлайн: события между Маятником и аркой о Сообществе Душ
читать дальше
Ветер лениво гоняет сухие листья в лунном свете.
Наверное, об этом занпакто и предупреждал перед использованием финальной техники: в силу уйдет все, будь готов к этому. Сгреби в охапку, что осталось, собери по кусочкам, что есть, и добей одним-единственным ударом. Прицелься, замахнись и жахни со всей дури — больше шанса не выпадет. Ударь так, чтобы потом некому было подниматься — бить тоже будет нечем.
Кроны в золоте, стволы в бронзе, и горы строительного мусора у корней. Где-то слева бурлит и вскипает в облаках гроза. И пустые провалы повсюду — сбоку, сверху, под ногами. Как незакрашенные области. Как сквозные дыры в бумаге.
Ишшин бредет в полумраке по развалинам, пиная попадающие на пути грязно-белые камушки.
— Думаешь, это поможет, Ишшин-сан? — Урахара валяется на футоне, сбив одеяло в ноги. Курит какую-то тяжелую, смолистую дрянь, от густого дыма которой слезятся глаза и першит в горле.
Спор давний. Как и решение.
Йоруичи, не задвинув за собой до конца фусума, увлеченно плещется в ванной. Хохочет, играясь с пеной, как ребенок, и отфыркивается, когда та попадает в рот или в нос.
Тессай потом в подсобке гулким шепотом жалуется, что в первые десятилетия на грунте было еще хуже, и это Ишшин еще не застал самого разгула.
Энгецу предупреждал, что не останется ничего — уйдет сила, разрушатся все связи, и вместо униформы шинигами останется только простенькая белая юката обычного духа. И никакого внутреннего мира — простым людям он не положен.
Недоговаривал, как всегда, хитрая старая задница.
Умолчал о том, что рейраку может восстанавливаться даже после того, как духовное тело пропустят через мясорубку финальной техники. Они же до ужаса живучие — борцы за мир во всем Духовном Мире.
Чем больше было силы дано изначально и чем больше ее ушло, тем ненасытнее брюзжащий, вечно недовольный паразит внутри будет тянуть рейши извне, чтобы восстановиться. Чтобы заново отстроить свой дом.
Сквозь каменные обломки казарм прорастают парковые деревья. Сад с цветущими круглый год сливами высыхает в пустырь, из которого поднимаются высотки делового района. Магазины. Школы. Деловой район. Парк. Жизнь на грунте так затейливо устроена.
Жаль, Энгецу не успеет перестроить все до конца.
Йоруичи устраивает шунпо-марафоны по городу, приносит последние новости и посылки от Куукаку и учит выживанию среди смертных. А по вечерам тащит за собой в их двуспальную — уже трехспальную: куча футонов, сваленных в центр комнаты — кровать.
Командовать она еще не отвыкла. Урахара так и не привык. А Ишшин только собирается поработать над собой. И над восстановлением рейраку.
Занпакто тоже хотят жить. Неважно, где — на грунте, в Сообществе Душ или глубоко зарывшись в песок мира Пустых. Главное, чтобы в тепле и уюте, чтобы как можно дольше и ярче. И еще лучше, если не в одиночестве.
Старика послушать, так получи они все возможность встретиться друг с другом, устроили бы пьянку вселенских масштабов. Перед тем, как передраться, уничтожить все вокруг и снова разбежаться по углам. Гуляли бы так, что небо гремело и отголоски даже до Измерения Короля докатились. Кутили бы до последнего рё в кармане, потом перезаняли, влезли в доги и продолжали дальше. Почти как нормальные души.
Заканчивающийся под ногами асфальт щербато-серый, весь в рытвинах, и небо сбоку ничем не лучше.
Парковая дорожка, в которую упирается тротуар, еще не успела вымоститься камнем, и ношеные кроссовки чавкают по бурлящей, увлеченно лепящей из себя брусчатку грязи.
Ишшин не чувствует себя оторванным от Готея, не чувствует себя преследуемым, и это странно.
К ним постоянно кто-нибудь заглядывает. Дежурные шинигами приходят за гиконганом, новым телефоном или просто потрепаться и жадно выслушивают последние новости. Младшие офицеры, втихаря спускающиеся на грунт, торопятся забрать контрабандные посылки. Пару раз появлялся Кеораку за ящиками выпивки. Добрую половину бутылок опустошали в его компании еще до открытия Сенкаймона.
То и дело объявляются Пустые, и, когда им становится мало дежурных офицеров, Тессаю с детишками приходится выполнять чужую работу.
Все вместе так похоже на службу в Готей-13, что иногда кажется, будто бы никуда и не уходил. Разница только в отсутствии отряда и наполняющего рейтай бурного потока силы.
В дымящейся пепельной разрухе внутреннего мира.
— Делают вид, что ничего не произошло, — Урахара безмятежно смотрит на Ишшина снизу вверх. — Самая удобная позиция, не так ли?
За него говорят десятилетия опыта и статуса главной угрозы Сообщества Душ.
— Эй, старик, ты тут?
Паразитам тоже хочется счастья. И пьянок в кругу друзей. И грудастую бабу зажать в уголке. Хочется, но по-своему.
Правда, они при таком раскладе все же больше симбионты — раз делятся силой и мудростью в обмен на разделенную с ними жизнь. А, может быть, паразиты тут и вовсе сами шинигами. Черт разберет, кто кому главный и сколько должен.
Киске, кажется, пытался когда-то, но получил по рукам от Бенихиме, и закончилось все Хогиоку. Кто-то до него тоже изучал взаимодействие шинигами и занпакто, но пришел только к поддержанию вселенского баланса душ и уничтожению квинси.
Каждый раз, когда они влезают куда-то, куда не следовало, дела резко принимают самый хреновый поворот из возможных.
Ишшин никак не может привыкнуть к безделью и бессилью — после забот об отряде, после каждодневных тренировок, после спущенных Меносу под хвост десятилетий подготовки.
Тессаю помощь не нужна — себе бы в отсутствие клиентов найти занятие. Детишки-гомункулы за метлы и тряпки держатся крепче, чем за собственную жизнь.
Прогулки по городу под носом у Пустых, прекрасно чующих даже ослабленных шинигами, интереса не вызывают. И на то есть причины: грандиозный провал его миссии вызвал всплеск духовной силы. Теперь даже утроенное количество дежурных шинигами не гарантирует безопасности в мире людей.
Ишшин шатается по дому, словно неприкаянный. И вскоре обнаруживает, как в промежутках между вылазками в Сообщество Душ и возней в лаборатории избавляются от скуки и чувства собственной ненужности в этом доме остальные.
Фусума не сдвинуты, и по коридору стелется сладковатый, дурманящий дымок. Вместе с шелестом ткани, негромкими возгласами и скрипом половиц.
Фусума не сдвинуты, и из коридора отлично видна Йоруичи. Полуголая, с остро стоящими от возбуждения сосками, оседлавшая бедра Урахары и упоенно насаживающаяся на его член.
Фусума не сдвинуты, и Ишшина тоже видно. Но никому из них это не мешает.
Йоруичи шумно дышит, продолжая двигаться, и со стоном откидывает голову, когда Урахара мнет ее грудь.
Кончая, она протяжно стонет, гортанно, почти урчит. Довольно облизывается, слыша стоны содрогающегося в оргазме Киске, а потом поднимает глаза на Ишшина:
— Присоединишься?
И, похоже, что Урахара Киске, расслабленно оглаживающий ее тяжело вздымающиеся, как после гонки в шунпо, бока, тоже не против третьего.
— Все еще бесишься, да, Энгецу?
Занпакто берегут своих носителей, свой дом, свою возможность прожить почти вечную жизнь. И от достижения предела силы тоже берегут — не каждое здание выдержит напор цунами. Не каждое духовное тело сумеет восстановиться. Не каждый мир-в-мире отстроится заново.
Финальная техника — воплощение внутреннего во внешнем, протаскивание сквозь игольное ушко, чтобы потом развернуться во всю ширь. Волна силы, оставляющая после себя только разруху и попытки выбраться из-под завалов. Для внутреннего мира — из-под строительного мусора размышлений и скопившегося на задворках сознания депрессивного дерьма.
Старая высохшая слива, та, что росла под окнами капитанского кабинета и плодоносила, в лучшем случае, год через пять, еще держится. Ее окружает со всех сторон деловитая грязь, прямо из корней пробивается будущая парковая скамейка, но слива все еще не сдает позиций. Зеленеет редкими веточками, когда обступающие молодые клены уже в пожухлом осеннем золоте. И, кажется, хочет цвести.
Собери все, что было, замахнись и ударь. Так, чтобы мало не показалось никому. Так, чтобы кости — в крошево, мясо — в фарш, а от души ничего не осталось. От своей души.
Замахнулся. Ударил. И лежит без движения где-то между явью и сном, распадом и сжатием. Впервые за долгое время дышит полной грудью — давящая гора, наконец, спала с плеч.
Не вышло — значит, не вышло. Неудавшихся богоборцев, едва живых и на грани перерождения, не будут искать, чтобы добить. Зато будут искать, чтобы оттащить на закорках на грунт — отлеживаться после боя, зализывать раны и ждать возможности сразиться снова.
— Что же ты так неосторожно, Ишшин-сан?
Пот ест глаза. Во рту суше, чем в пустыне, и вспухший язык ворочается с большим трудом.
Но его понимают и так.
Над головой раскрывается бумажный зонт, и палящее солнце тонет в темно-зеленом.
Жаль, что все это придется запечатать — будь у них с Энгецу больше времени, можно было бы попытаться вдвоем все перестроить. Стянуть швами дыры. Объединить белокаменные развалины казарм и стеклянные высотки. Отстроить что-нибудь дурное, больное, невероятное — такое, чтобы старик бесился еще больше, а Ишшин стремился забраться во внутренний мир как можно реже.
Так вышло бы справедливо: дел они наворотили знатно, но акта покаяния и самобичевательной ссылки из побега на грунт так и не вышло.
Пустые ножны осыпаются вонючей трухой — красиво исчезать в лунном свете старик не желает. Нормально прощаться он тоже не хочет, вопрос принципа.
Ветер еще долго гонит труху вместе с опавшими листьями, перед тем, как все окончательно застывает.
* * *
Они стоят на краю штольни и курят. Урахара — набитую привычной терпкой, смолистой дрянью трубку, а Ишшин — легкие сигареты.
Ему теперь гигай беречь.
Йоруичи потребовала, чтобы запечатывание проводили без нее. Чтобы не пришлось еще раз проходить через споры, попытки отговорить и то, чего она не любит больше всего — прощание.
Кошки уходят неслышно и без предупреждения. Мир Йоруичи населен такими же кошками, как и она.
Ишшин докуривает сигарету до самого фильтра и выбрасывает ее в штольню. Потом долго роется в карманах. И, развернув жевано-мятое нечто, нахлобучивает Урахаре Киске на голову пляжную панамку в бело-зеленую полоску.
— На память.
Скорее себе, чем ему.
На следующие двадцать лет.
Название: Право на выбор
Автор: Томо-доно а.к.а. Лэй Чин
Команда: Руконгайские бродяги
пейринг: БьякуХис
Кол-во слов: 2027
Синопсис: ПОВ Хисаны
читать дальше
В Западном Шестидесятом округе Руконгая стоит бакалейная лавка Мацуи. Теперь у нее, конечно, другой хозяин, и зовут этого хозяина как-нибудь иначе, но лавка до сих пор так и называется - лавка Мацуи. Больно уж известным человеком был покойный Мацуя-сан, да пошлют ему благие будды хорошее перерождение. Был он крупная персона во всех отношениях - от фигуры и до авторитета, а богатству его было впору позавидовать и иным шишкам из тридцатых или даже двадцатых районов.
Семейная жизнь, насколько она вообще в Руконгае возможна, у него тоже отлично складывалась: женой ему стала одна из первых красавиц, сестрица огородника Касару по имени Акико, а со временем нашлись и дети - добряк удочерил девочку из семидесятых и двух беспризорных мальчишек.
Сыновья росли спорыми на руку, дочка помогала в лавке, и никто никогда не слышал, чтоб в лавке Мацуи кто-то ругался.
Был Мацуя-сан большой патриот своего района; его даже собирались выбрать старостой в том году, но в последний момент предпочли ему соседа, Цуцуи, который был не так богат, зато его лавка принадлежала благородному дому Сихоинь: местных обывателей грела мысль хоть так приблизиться к высшему сейрейтейскому свету. Впрочем, обойденный был, повторюсь, человеком большой души, а потому не только не обиделся, но и прилюдно поздравил соседа с избранием и облобызал в обе щеки, чем невероятно упрочил свой авторитет в Западном Шестидесятом.
Единственной бедой в жизни этого успешного и почтенного человека было то, что приемная дочка, Хисана, вот уже тридцать лет сидела в девках и, кажется, собиралась просидеть и еще столько же. Конечно, была она не красавица - так, мышка, каких на улицах любого города с десяток - но с таким приданым, как у нее, внешность роли не играла. Да и женихов у Хисаны было немало, не в том беда: девушка сама отказывала всем претендентам, отговариваясь тем, что, дескать, женитьба - дело серьезное, на все посмертие, и как бы не еще и на всю будущую жизнь, а потому спешить нельзя, надо выбирать тщательно и с рассуждением.
- Смотри, дочка, так всю жизнь провыбираешь, - вздыхала Акико, но замуж идти не неволила: лишние рабочие руки в Руконгае еще никогда не считали за помеху, а работница из Хисаны была хорошая и неленивая.
- Лучше выбирать всю жизнь, матушка, чем выбрать быстро, да не то, - качала та головой в ответ и возвращалась к работе: упаковывала чай и сахар в коричневую блестящую бумагу, взвешивала соль и крупы, записывала на счет постоянным покупателям мелкие долги, улыбалась, кланялась, подавала, уносила, приветствовала, прощалась...
Жизнь текла сквозь лавку Мацуи бурным весенним потоком, мало, впрочем, цепляя ее обитателей, незыблемых, как камни в этом потоке.
Ломались с треском льдины; ушел из Руконгая сын Ёсими-сан - учиться на шинигами, ушел и староста Цуцуи - на перерождение - и новым старостой стал какой-то никому неизвестный тип с первых районов, присланный на место ушедшего и выгнавший его семью на улицу - ну да их нашлось, кому приютить - выросли и переженились сыновья Мацуи-сана, сменили отца в лавке - и только Хисана как была тихой работящей мышкой, так ею и осталась.
Ее, казалось, совсем не трогали случившиеся перемены, она не грустила о соседях и не радовалась на свадьбе братьев - по району даже пополз слух, что та Хисана и не человек вовсе, а дурная лисица, которая души крадет и ест. Старший сын Мацуи, Юдзиро, сплетникам, конечно, накостылял вместе с парой работников, но помогло это мало.
Слухи ползли по району с упорством удирающей от Ахиллеса черепахи, и вскоре от "лисицы" шарахались все, кому не лень. Впрочем, еще через десять лет и это прошло.
А потом появился Ухажер.
На самом деле те ребятки из Шестьдесят первого сами были виноваты: нечего таким, как они, делать вечерами в приличных районах, и подавно нечего приставать к приличным женщинам.
Мало ли, что их семеро, а она одна - Руконгай не без добрых людей.
Вот и на сей раз нашелся добрый человек, пинками и тычками заставивший забывшихся молодых людей вспомнить, что они не у себя дома, а в Западном Шестидесятом, где так с женщинами обращаться не принято - можно и огрести.
Молодчики похватались за разбитые носы и, отчаянно хромая, дали деру до дома, пока не добавили или не добили. А добрый человек посмотрел на Хисану и вежливо-вежливо спросил:
- Вам эти недоумки вреда не причинили?
- Что вы, что вы! - улыбнулась та. - Только напугали очень.
- Хорошо, - серьезно кивнул добрый человек. - С вашей красотой надо быть осторожнее.
- У нас приличный район! - возмутилась Хисана. - Такое редко бывает, а эти вообще неместные.
- Все равно стоит быть осторожнее. Вы где живете? Я вас провожу, - решительно сказал добрый человек.
Вот так он у Хисаны и появился.
Ухажер частенько навещал лавку Мацуи, всегда покупал там что-нибудь и подолгу беседовал с Хисаной о погоде, о ценах на чай и на рис, о том, что в Руконгае люди умирают слишком часто - не успеешь привязаться, а их уже и нету.
Ухажер был из шинигами, спрашивал Хисану, почему та не пойдет учиться в Сэйрейтей - ведь талант у нее есть, иначе бы она давно уже ушла на перерождение, но Хисана-сан только махала белой рукой и говорила, что неженское это дело - катаной махать, да и стара она уже в школе учиться, хоть бы и в сэйрейтейской, и ссыпала зеленый чай в пакетик со значком лавки Мацуи или заворачивала в гладкую коричневую бумагу несколько сушеных смокв.
Ухажер благодарил, прятал покупки в рукав и менял тему беседы, и разговор продолжался, покуда Хисану-сан не отвлекали очередные покупатели.
Ухажер даже пробовал делать Хисане-сан подарки, но та не брала: она была честная женщина и дорожила своей репутацией.
А потом в один невеселый день ушли на перерождение оба сына давно покинувшего Руконгай Мацуи-сана, и лавка осталась бесхозной.
А на следующий, не более веселый, день в лавку явился незнакомец и заявил, что он управляющий из Сихоинь, и все давно улажено со старостой.
- А я как же? - удивленно спросила Хисана. - Это батюшки моего лавка, значит теперь моя!
- А ты знаешь, сколько этот твой батюшка нам задолжал? - хмыкнул незнакомец. - Иди лучше по-хорошему, пока отрабатывать не заставили!
- И то верно, иди, - кивнул огородник Касару, старый друг их семьи, помнивший еще Мацую-сана ребенком. - У нас в "Урожае" всегда место есть, и руки никогда не лишние.
Хисана подумала и решила, что на огород всяко лучше, чем в чайный дом - отрабатывать, - собрала вещи и пошла.
- А Ухажер как же? - пошутил Касару. - Теперь ему тебя не найти!
- И к лучшему, - пожала плечами Хисана.
Хисана совсем не хотела замуж. И не мужчины были плохи, у нее была своя причина, еще давняя, еще с Семьдесят Восьмого, с Инудзури.
- Что, сестру бросила, черноглазая? Думала, никто не узнает и с рук все сойдет? - хрипло спросила в спину Старуха.
Хисана вздрогнула и обернулась. Старуху побаивались все, даже самые дикие вояки с окраин, даже пьяницы, не боявшиеся ни будд, ни шинигами. Говорили, что она приносит несчастье тем, с кем заговорит. Говорили, что она при жизни была женой колдуна, а после смерти украла часть его сил. Много что говорили.
А Старуха смотрела насмешливо и строго, выпрямившись и сложив на груди руки.
- А оно не сойдет. Не сойдет, не думай - аукнет еще!
- Что, замуж не выйду? - дерзко вскинула Хисана подбородок, уперла руки в боки - ну и что, ну и Старуха, подумаешь! Она тоже не лыком шита, не шелками повита.
- Отчего не выйдешь? Выйдешь, - усмехнулась та. - Даже счастлива будешь... лет пять. А потом помрешь. Не сразу, конечно - сперва поболеть придется, помучаться... но помрешь.
- А если не выйду?
- Узнаешь, - пожала Старуха плечами. - Мое дело сказать, а не гадать - если бы, да кабы, да на вишне росли бы да грибы... - и ушла, а Хисана осталась стоять. И думать, что никуда она не выйдет. Ни в коем случае.
Себе дороже.
Хисана-сан совсем не удивилась, когда пришли шустрые молодчики с гербами Сихоинь на груди - описывать имение огородника.
- Но это земля Кучики! - Касару возмущенно вскинулся, держа в руке мотыгу. Выглядело угрожающе, но смешно.
- Вот только тебе их и поминать, смерду, - хмыкнул самый шустрый. - К твоему сведению, Кучики-сама продал эту землю Сихоинь-сама. Смирись и собирай вещички.
- Но я управляю этим имением уже... - Касару задумался - Много лет, очень много! Я знаю эту землю, я знаю, как с ней обращаться...
- Молодец, что тут скажешь? - пожал плечами молодчик. - Вот только одна беда: Сихоинь-сама как-то получше знает, кого селить на своей земле. Давай, выметайся, пока не помогли, слышишь? И спиногрызов своих забирай!
"Правильно", - подумала Хисана. - "У Касару ведь полон дом детей и подростков. Лишние рты."
- Что-то с нами будет, - сказала она вслух.
- А что будет? - улыбнулся Касару. - Ну, переберемся в другой район, похуже. Добудем новый участок, тоже похуже, будем снова растить...
- И нас оттуда тоже выгонят? - покачала головой Хисана.
- А что мы можем сделать, Хиса-тян?
- Не знаю. Но что-то мы сделать должны!
Касару покачал головой.
- Должны - может быть. Но не можем-то ничего.
- Собираться будете? Или вам помочь? - напомнил о себе шустрый.
Собраться удалось быстро, даже странно - может быть, после прошлых сборов и прощания с лавкой эти пошли легче?
На улице уже ждали полусочувствующие, полулюбопытствующие соседи, готовые обсуждать выселение ближайшую неделю.
Хисана-сан почувствовала, что ей хочется заплакать - впервые за последние годы.
Она слишком дорого заплатила за эту жизнь, чтобы у нее ее отняли.
За слезами она и не заметила, как к ней кто-то подошел и молча стоял и смотрел. Потом он наконец сказал:
- Хисана-сан, что-то случилось?
- Случилось, - тихо кивнула та. - Меня из дома выселили.
Ухажер качнул головой:
- Это не дело. Нельзя вот так вот выселять из домов честных граждан.
- Нельзя, конечно, - улыбнулась в который раз его наивности Хисана-сан. - Но сплошь и рядом выселяют. У них свое право: Кучики продали землю.
- Это "Урожай"? - мигом сообразил Ухажер. - И что, Сихоинь всех повыгоняли? И Касару-сана?
- Ну да, именно.
- Плохо. Надо будет разобраться.
Хисана-сан засмеялась невесело:
- Какой вы, однако, деятельный, шинигами-сан! Ну, разберитесь - а я пока тут посижу.
- Вам некуда идти? - уточнил ухажер.
- Некуда, представляете! Разве что замуж, - неожиданно пошутила она. А что - терять-то нечего. Жизнь, которой она добивалась, жизнь, которой она пожертвовала самым дорогим - эта жизнь неожиданно вильнула хвостом и ушла прочь, оставив с пустыми руками.
Вернула, так сказать, к началу пути.
- Замуж за кого? - так же серьезно, как и всегда, уточнил Ухажер.
- А вот за вас, например, шинигами-сан! - волна легкого отчаяния подхватила и несла все дальше.
- Не получится, Хисана-сан, - грустно покачал головой тот.
- Вы женаты?
- Нет.
- Тогда почему?
- Потому что вы мне... небезразличны.
- Странная причина не жениться! Правду, что ли, говорят про шинигами, что они совсем не как люди?
- Просто вы из Руконгая. А если моей женой станет простолюдинка, долго она не протянет - таковы законы духовного мира.
- Долго... - Хисана-сан покачала головой. - А сколько это? Сколько она протянет?
- Вряд ли больше шести лет, - шинигами покачал головой. Аристократ, надо же.
- А мне всего-то пять лет осталось. Шинигами-сан, возьмите меня замуж! - она почти шутила. Почти - потому что если он согласится, она пойдет.
А что, быть женой шинигами - пусть и всего на пять лет - лучше, чем снова хлебать грязь в Инудзури или где похуже.
- Хорошо, - серьезно сказал шинигами. - Идемте. Я должен представить вас своим родителям, Хисана-сан.
А через пять лет с последним лепестком сливы отлетит последний вздох больной, вечно печальной госпожи Кучики.
Кто-то будет говорить, что князь Кучики был жесток, заставив понравившуюся ему простолюдинку понести непосильную для нее ношу жены аристократа. Кто-то с усмешкой скажет, что покойница сама доконала себя своими вечными тревогами и хождениями в Руконгай неведомо зачем.
Найдутся, конечно, и те, кто будет отлично знать, зачем (или - за кем?) ходила туда княгиня, с кем и как она там предавалась пороку и разврату и как была за это наказана: адюльтер - любимая тема сплетен на все времена.
А князь Кучики казнит, обвинив в отравительстве, с десяток родственников: почему бы и не воспользоваться моментом, все равно весь десяток - глупые и достаточно бездарные интриганы.
А смерть Хисаны останется ее выбором. И ее тайной. Так лучше.
Название: Поймай меня, если сможешь
Автор: Rudaxena
Команда: Сейрейтейский отряд
Тема: О любви
![](http://static.diary.ru/userdir/1/6/2/6/1626958/thumb/74278084.jpg)
![](http://static.diary.ru/userdir/1/6/2/6/1626958/74278084.jpg)
Название: Дураки и их женщины
Автор: Пухоспинка
Команда: Блич-спецназ
Персонажи: Рангику/Неллиел, подразумеваются Гин/Рангику, Нойтора/Неллиел
Рейтинг: R
Жанр: драма
Количество слов: 546
читать дальше
Женщина появляется раз в месяц. Так кажется Неллиел.
Сначала — хищно и настороженно крадется по пустынным коридорам Лас-Ночес, держа меч наизготовку. Потом шагает свободно, привычно отмахиваясь от шорохов, таящихся по углам.
Она всегда приходит в одну и ту же комнату. Большую, светлую, с огромным экраном на всю стену и удобными креслами. Еще в комнате есть столик и, кажется, кровать... Или кровать — у Нойторы? Неллиел забыла. Комнаты сливаются в памяти, в них застыло такое похожее одиночество.
Женщина садится в кресло — всегда одно и то же — закидывает ногу за ногу, закрывает глаза и замирает.
Иногда она разговаривает. Спрашивает, наклонив голову к плечу: "Почему ты такой дурак, Гин?" Или: "Как ты думаешь, я не поправилась?" Или: "Мне тебя не хватает".
Неллиел кажется, что она ни капельки не поправилась. И дураков вокруг слишком много.
Когда Неллиел заходит в комнату впервые, она садится в свободное кресло и замирает. "Почему ты такой дурак, Нойтора?" — шепчет она про себя. Женщина рядом вздрагивает.
Иногда пустой экран освещается — следуя когда-то заведенному его хозяином порядку. И они смотрят на мертвые коридоры Лас-Ночес. Или живые. Как повезет.
Знакомые картины пробуждают память, и Неллиел рассказывает.
Женщина слушает, неподвижно глядя перед собой и поглаживая подлокотник. Неллиел смотрит на узкие пальцы, повернувшись на бок и подложив ладонь под щеку. Зрелище почему-то согревает. Еще у женщины золотые волосы — как солнце. Хочется проверить, идет ли от них тепло.
Она не возвращается ни через месяц, ни через два. Неллиел скучает и думает, почему бы не заглянуть к Нойторе. Это совсем не страшно. И не больно. Так ей кажется.
Перед белым прямоугольником входа она мнется, потом толкает дверь. Внутри светло и пыльно.
На полу валяются парные браслеты, на стене вмятина — поцелуй Санта-Терезы.
Неллиел забирается на большую кровать и сворачивается клубком. Иногда ей хочется снова стать маленькой. Она дремлет и видит сны. В них тепло и светит солнце — яркий шар, от которого слезятся глаза.
Неллиел просыпается и видит ее затылок. Женщина сидит на полу, прислонившись спиной к кровати. Неллиел зарывается рукой в густые мягкие пряди, наматывает их на палец и распускает. Вздрагивает, когда на руку ложится теплая ладонь и гладит. Неллиел всхлипывает, сползает с кровати, прижимается к женщине, утыкаясь в теплую грудь, и плачет. А ладонь гладит, гладит — теперь уже по маске — успокаивающе. От этих движений перехватывает горло, а в груди растекается тепло. Неллиел слушает, как бьется чужое сердце, ведет пальцем по голубоватой венке — она начинается у ключицы, уходит вниз, внутрь декольте. Неллиел освобождает тяжелую грудь от белья, трогает розовый сосок, по молочной коже бегут мурашки. Женщина выдыхает, подхватывает Неллиел под ягодицы и усаживает на себя.
Они замирают. Неллиел сжимает ноги, чтобы погасить огонь внутри. И тут же раздвигает их, когда прохладные пальцы скользят в глубину, трут и поглаживают. Неллиел насаживается на них, вжимается сильнее и стонет умоляюще, прикусывая твердый сосок. Волна тепла прокатывается по всему телу, голова кружится, и Неллиел закатывает глаза, обмякая в чужих руках.
Они сидят, обнявшись. Неллиел знает, что край маски царапает женщине щеку, но та почему-то не отстраняется.
— Мужчины такие дураки, — говорит Неллиел.
— Да, — соглашается женщина.
— Ты придешь еще?
Женщина молчит, и Неллиел расстраивается.
— Приду — если ты хочешь, — голос женщины звучит немного удивленно. Как будто она не ожидала от себя такого.
— Хочу, — Неллиел думает, что у нее тоже есть комната. А к ним, к этим — они будут заглядывать. Приходить в гости. Потому что невозможно отпустить прошлое. С ним можно только смириться.
Тема: О ненастоящем
Название: Двадцать лет
Автор: Chirsine
Команда: Блич_Спецназ
Персонажи: Куросаки Ишшин, Урахара Киске\Шихоуин Йоруичи
Жанр: общий, драма
Рейтинг: R
Размер: 1500 слов
Таймлайн: события между Маятником и аркой о Сообществе Душ
читать дальше
Ветер лениво гоняет сухие листья в лунном свете.
Наверное, об этом занпакто и предупреждал перед использованием финальной техники: в силу уйдет все, будь готов к этому. Сгреби в охапку, что осталось, собери по кусочкам, что есть, и добей одним-единственным ударом. Прицелься, замахнись и жахни со всей дури — больше шанса не выпадет. Ударь так, чтобы потом некому было подниматься — бить тоже будет нечем.
Кроны в золоте, стволы в бронзе, и горы строительного мусора у корней. Где-то слева бурлит и вскипает в облаках гроза. И пустые провалы повсюду — сбоку, сверху, под ногами. Как незакрашенные области. Как сквозные дыры в бумаге.
Ишшин бредет в полумраке по развалинам, пиная попадающие на пути грязно-белые камушки.
— Думаешь, это поможет, Ишшин-сан? — Урахара валяется на футоне, сбив одеяло в ноги. Курит какую-то тяжелую, смолистую дрянь, от густого дыма которой слезятся глаза и першит в горле.
Спор давний. Как и решение.
Йоруичи, не задвинув за собой до конца фусума, увлеченно плещется в ванной. Хохочет, играясь с пеной, как ребенок, и отфыркивается, когда та попадает в рот или в нос.
Тессай потом в подсобке гулким шепотом жалуется, что в первые десятилетия на грунте было еще хуже, и это Ишшин еще не застал самого разгула.
Энгецу предупреждал, что не останется ничего — уйдет сила, разрушатся все связи, и вместо униформы шинигами останется только простенькая белая юката обычного духа. И никакого внутреннего мира — простым людям он не положен.
Недоговаривал, как всегда, хитрая старая задница.
Умолчал о том, что рейраку может восстанавливаться даже после того, как духовное тело пропустят через мясорубку финальной техники. Они же до ужаса живучие — борцы за мир во всем Духовном Мире.
Чем больше было силы дано изначально и чем больше ее ушло, тем ненасытнее брюзжащий, вечно недовольный паразит внутри будет тянуть рейши извне, чтобы восстановиться. Чтобы заново отстроить свой дом.
Сквозь каменные обломки казарм прорастают парковые деревья. Сад с цветущими круглый год сливами высыхает в пустырь, из которого поднимаются высотки делового района. Магазины. Школы. Деловой район. Парк. Жизнь на грунте так затейливо устроена.
Жаль, Энгецу не успеет перестроить все до конца.
Йоруичи устраивает шунпо-марафоны по городу, приносит последние новости и посылки от Куукаку и учит выживанию среди смертных. А по вечерам тащит за собой в их двуспальную — уже трехспальную: куча футонов, сваленных в центр комнаты — кровать.
Командовать она еще не отвыкла. Урахара так и не привык. А Ишшин только собирается поработать над собой. И над восстановлением рейраку.
Занпакто тоже хотят жить. Неважно, где — на грунте, в Сообществе Душ или глубоко зарывшись в песок мира Пустых. Главное, чтобы в тепле и уюте, чтобы как можно дольше и ярче. И еще лучше, если не в одиночестве.
Старика послушать, так получи они все возможность встретиться друг с другом, устроили бы пьянку вселенских масштабов. Перед тем, как передраться, уничтожить все вокруг и снова разбежаться по углам. Гуляли бы так, что небо гремело и отголоски даже до Измерения Короля докатились. Кутили бы до последнего рё в кармане, потом перезаняли, влезли в доги и продолжали дальше. Почти как нормальные души.
Заканчивающийся под ногами асфальт щербато-серый, весь в рытвинах, и небо сбоку ничем не лучше.
Парковая дорожка, в которую упирается тротуар, еще не успела вымоститься камнем, и ношеные кроссовки чавкают по бурлящей, увлеченно лепящей из себя брусчатку грязи.
Ишшин не чувствует себя оторванным от Готея, не чувствует себя преследуемым, и это странно.
К ним постоянно кто-нибудь заглядывает. Дежурные шинигами приходят за гиконганом, новым телефоном или просто потрепаться и жадно выслушивают последние новости. Младшие офицеры, втихаря спускающиеся на грунт, торопятся забрать контрабандные посылки. Пару раз появлялся Кеораку за ящиками выпивки. Добрую половину бутылок опустошали в его компании еще до открытия Сенкаймона.
То и дело объявляются Пустые, и, когда им становится мало дежурных офицеров, Тессаю с детишками приходится выполнять чужую работу.
Все вместе так похоже на службу в Готей-13, что иногда кажется, будто бы никуда и не уходил. Разница только в отсутствии отряда и наполняющего рейтай бурного потока силы.
В дымящейся пепельной разрухе внутреннего мира.
— Делают вид, что ничего не произошло, — Урахара безмятежно смотрит на Ишшина снизу вверх. — Самая удобная позиция, не так ли?
За него говорят десятилетия опыта и статуса главной угрозы Сообщества Душ.
— Эй, старик, ты тут?
Паразитам тоже хочется счастья. И пьянок в кругу друзей. И грудастую бабу зажать в уголке. Хочется, но по-своему.
Правда, они при таком раскладе все же больше симбионты — раз делятся силой и мудростью в обмен на разделенную с ними жизнь. А, может быть, паразиты тут и вовсе сами шинигами. Черт разберет, кто кому главный и сколько должен.
Киске, кажется, пытался когда-то, но получил по рукам от Бенихиме, и закончилось все Хогиоку. Кто-то до него тоже изучал взаимодействие шинигами и занпакто, но пришел только к поддержанию вселенского баланса душ и уничтожению квинси.
Каждый раз, когда они влезают куда-то, куда не следовало, дела резко принимают самый хреновый поворот из возможных.
Ишшин никак не может привыкнуть к безделью и бессилью — после забот об отряде, после каждодневных тренировок, после спущенных Меносу под хвост десятилетий подготовки.
Тессаю помощь не нужна — себе бы в отсутствие клиентов найти занятие. Детишки-гомункулы за метлы и тряпки держатся крепче, чем за собственную жизнь.
Прогулки по городу под носом у Пустых, прекрасно чующих даже ослабленных шинигами, интереса не вызывают. И на то есть причины: грандиозный провал его миссии вызвал всплеск духовной силы. Теперь даже утроенное количество дежурных шинигами не гарантирует безопасности в мире людей.
Ишшин шатается по дому, словно неприкаянный. И вскоре обнаруживает, как в промежутках между вылазками в Сообщество Душ и возней в лаборатории избавляются от скуки и чувства собственной ненужности в этом доме остальные.
Фусума не сдвинуты, и по коридору стелется сладковатый, дурманящий дымок. Вместе с шелестом ткани, негромкими возгласами и скрипом половиц.
Фусума не сдвинуты, и из коридора отлично видна Йоруичи. Полуголая, с остро стоящими от возбуждения сосками, оседлавшая бедра Урахары и упоенно насаживающаяся на его член.
Фусума не сдвинуты, и Ишшина тоже видно. Но никому из них это не мешает.
Йоруичи шумно дышит, продолжая двигаться, и со стоном откидывает голову, когда Урахара мнет ее грудь.
Кончая, она протяжно стонет, гортанно, почти урчит. Довольно облизывается, слыша стоны содрогающегося в оргазме Киске, а потом поднимает глаза на Ишшина:
— Присоединишься?
И, похоже, что Урахара Киске, расслабленно оглаживающий ее тяжело вздымающиеся, как после гонки в шунпо, бока, тоже не против третьего.
— Все еще бесишься, да, Энгецу?
Занпакто берегут своих носителей, свой дом, свою возможность прожить почти вечную жизнь. И от достижения предела силы тоже берегут — не каждое здание выдержит напор цунами. Не каждое духовное тело сумеет восстановиться. Не каждый мир-в-мире отстроится заново.
Финальная техника — воплощение внутреннего во внешнем, протаскивание сквозь игольное ушко, чтобы потом развернуться во всю ширь. Волна силы, оставляющая после себя только разруху и попытки выбраться из-под завалов. Для внутреннего мира — из-под строительного мусора размышлений и скопившегося на задворках сознания депрессивного дерьма.
Старая высохшая слива, та, что росла под окнами капитанского кабинета и плодоносила, в лучшем случае, год через пять, еще держится. Ее окружает со всех сторон деловитая грязь, прямо из корней пробивается будущая парковая скамейка, но слива все еще не сдает позиций. Зеленеет редкими веточками, когда обступающие молодые клены уже в пожухлом осеннем золоте. И, кажется, хочет цвести.
Собери все, что было, замахнись и ударь. Так, чтобы мало не показалось никому. Так, чтобы кости — в крошево, мясо — в фарш, а от души ничего не осталось. От своей души.
Замахнулся. Ударил. И лежит без движения где-то между явью и сном, распадом и сжатием. Впервые за долгое время дышит полной грудью — давящая гора, наконец, спала с плеч.
Не вышло — значит, не вышло. Неудавшихся богоборцев, едва живых и на грани перерождения, не будут искать, чтобы добить. Зато будут искать, чтобы оттащить на закорках на грунт — отлеживаться после боя, зализывать раны и ждать возможности сразиться снова.
— Что же ты так неосторожно, Ишшин-сан?
Пот ест глаза. Во рту суше, чем в пустыне, и вспухший язык ворочается с большим трудом.
Но его понимают и так.
Над головой раскрывается бумажный зонт, и палящее солнце тонет в темно-зеленом.
Жаль, что все это придется запечатать — будь у них с Энгецу больше времени, можно было бы попытаться вдвоем все перестроить. Стянуть швами дыры. Объединить белокаменные развалины казарм и стеклянные высотки. Отстроить что-нибудь дурное, больное, невероятное — такое, чтобы старик бесился еще больше, а Ишшин стремился забраться во внутренний мир как можно реже.
Так вышло бы справедливо: дел они наворотили знатно, но акта покаяния и самобичевательной ссылки из побега на грунт так и не вышло.
Пустые ножны осыпаются вонючей трухой — красиво исчезать в лунном свете старик не желает. Нормально прощаться он тоже не хочет, вопрос принципа.
Ветер еще долго гонит труху вместе с опавшими листьями, перед тем, как все окончательно застывает.
* * *
Они стоят на краю штольни и курят. Урахара — набитую привычной терпкой, смолистой дрянью трубку, а Ишшин — легкие сигареты.
Ему теперь гигай беречь.
Йоруичи потребовала, чтобы запечатывание проводили без нее. Чтобы не пришлось еще раз проходить через споры, попытки отговорить и то, чего она не любит больше всего — прощание.
Кошки уходят неслышно и без предупреждения. Мир Йоруичи населен такими же кошками, как и она.
Ишшин докуривает сигарету до самого фильтра и выбрасывает ее в штольню. Потом долго роется в карманах. И, развернув жевано-мятое нечто, нахлобучивает Урахаре Киске на голову пляжную панамку в бело-зеленую полоску.
— На память.
Скорее себе, чем ему.
На следующие двадцать лет.
Название: Право на выбор
Автор: Томо-доно а.к.а. Лэй Чин
Команда: Руконгайские бродяги
пейринг: БьякуХис
Кол-во слов: 2027
Синопсис: ПОВ Хисаны
читать дальше
В Западном Шестидесятом округе Руконгая стоит бакалейная лавка Мацуи. Теперь у нее, конечно, другой хозяин, и зовут этого хозяина как-нибудь иначе, но лавка до сих пор так и называется - лавка Мацуи. Больно уж известным человеком был покойный Мацуя-сан, да пошлют ему благие будды хорошее перерождение. Был он крупная персона во всех отношениях - от фигуры и до авторитета, а богатству его было впору позавидовать и иным шишкам из тридцатых или даже двадцатых районов.
Семейная жизнь, насколько она вообще в Руконгае возможна, у него тоже отлично складывалась: женой ему стала одна из первых красавиц, сестрица огородника Касару по имени Акико, а со временем нашлись и дети - добряк удочерил девочку из семидесятых и двух беспризорных мальчишек.
Сыновья росли спорыми на руку, дочка помогала в лавке, и никто никогда не слышал, чтоб в лавке Мацуи кто-то ругался.
Был Мацуя-сан большой патриот своего района; его даже собирались выбрать старостой в том году, но в последний момент предпочли ему соседа, Цуцуи, который был не так богат, зато его лавка принадлежала благородному дому Сихоинь: местных обывателей грела мысль хоть так приблизиться к высшему сейрейтейскому свету. Впрочем, обойденный был, повторюсь, человеком большой души, а потому не только не обиделся, но и прилюдно поздравил соседа с избранием и облобызал в обе щеки, чем невероятно упрочил свой авторитет в Западном Шестидесятом.
Единственной бедой в жизни этого успешного и почтенного человека было то, что приемная дочка, Хисана, вот уже тридцать лет сидела в девках и, кажется, собиралась просидеть и еще столько же. Конечно, была она не красавица - так, мышка, каких на улицах любого города с десяток - но с таким приданым, как у нее, внешность роли не играла. Да и женихов у Хисаны было немало, не в том беда: девушка сама отказывала всем претендентам, отговариваясь тем, что, дескать, женитьба - дело серьезное, на все посмертие, и как бы не еще и на всю будущую жизнь, а потому спешить нельзя, надо выбирать тщательно и с рассуждением.
- Смотри, дочка, так всю жизнь провыбираешь, - вздыхала Акико, но замуж идти не неволила: лишние рабочие руки в Руконгае еще никогда не считали за помеху, а работница из Хисаны была хорошая и неленивая.
- Лучше выбирать всю жизнь, матушка, чем выбрать быстро, да не то, - качала та головой в ответ и возвращалась к работе: упаковывала чай и сахар в коричневую блестящую бумагу, взвешивала соль и крупы, записывала на счет постоянным покупателям мелкие долги, улыбалась, кланялась, подавала, уносила, приветствовала, прощалась...
Жизнь текла сквозь лавку Мацуи бурным весенним потоком, мало, впрочем, цепляя ее обитателей, незыблемых, как камни в этом потоке.
***
Ломались с треском льдины; ушел из Руконгая сын Ёсими-сан - учиться на шинигами, ушел и староста Цуцуи - на перерождение - и новым старостой стал какой-то никому неизвестный тип с первых районов, присланный на место ушедшего и выгнавший его семью на улицу - ну да их нашлось, кому приютить - выросли и переженились сыновья Мацуи-сана, сменили отца в лавке - и только Хисана как была тихой работящей мышкой, так ею и осталась.
Ее, казалось, совсем не трогали случившиеся перемены, она не грустила о соседях и не радовалась на свадьбе братьев - по району даже пополз слух, что та Хисана и не человек вовсе, а дурная лисица, которая души крадет и ест. Старший сын Мацуи, Юдзиро, сплетникам, конечно, накостылял вместе с парой работников, но помогло это мало.
Слухи ползли по району с упорством удирающей от Ахиллеса черепахи, и вскоре от "лисицы" шарахались все, кому не лень. Впрочем, еще через десять лет и это прошло.
А потом появился Ухажер.
На самом деле те ребятки из Шестьдесят первого сами были виноваты: нечего таким, как они, делать вечерами в приличных районах, и подавно нечего приставать к приличным женщинам.
Мало ли, что их семеро, а она одна - Руконгай не без добрых людей.
Вот и на сей раз нашелся добрый человек, пинками и тычками заставивший забывшихся молодых людей вспомнить, что они не у себя дома, а в Западном Шестидесятом, где так с женщинами обращаться не принято - можно и огрести.
Молодчики похватались за разбитые носы и, отчаянно хромая, дали деру до дома, пока не добавили или не добили. А добрый человек посмотрел на Хисану и вежливо-вежливо спросил:
- Вам эти недоумки вреда не причинили?
- Что вы, что вы! - улыбнулась та. - Только напугали очень.
- Хорошо, - серьезно кивнул добрый человек. - С вашей красотой надо быть осторожнее.
- У нас приличный район! - возмутилась Хисана. - Такое редко бывает, а эти вообще неместные.
- Все равно стоит быть осторожнее. Вы где живете? Я вас провожу, - решительно сказал добрый человек.
Вот так он у Хисаны и появился.
Ухажер частенько навещал лавку Мацуи, всегда покупал там что-нибудь и подолгу беседовал с Хисаной о погоде, о ценах на чай и на рис, о том, что в Руконгае люди умирают слишком часто - не успеешь привязаться, а их уже и нету.
Ухажер был из шинигами, спрашивал Хисану, почему та не пойдет учиться в Сэйрейтей - ведь талант у нее есть, иначе бы она давно уже ушла на перерождение, но Хисана-сан только махала белой рукой и говорила, что неженское это дело - катаной махать, да и стара она уже в школе учиться, хоть бы и в сэйрейтейской, и ссыпала зеленый чай в пакетик со значком лавки Мацуи или заворачивала в гладкую коричневую бумагу несколько сушеных смокв.
Ухажер благодарил, прятал покупки в рукав и менял тему беседы, и разговор продолжался, покуда Хисану-сан не отвлекали очередные покупатели.
Ухажер даже пробовал делать Хисане-сан подарки, но та не брала: она была честная женщина и дорожила своей репутацией.
А потом в один невеселый день ушли на перерождение оба сына давно покинувшего Руконгай Мацуи-сана, и лавка осталась бесхозной.
А на следующий, не более веселый, день в лавку явился незнакомец и заявил, что он управляющий из Сихоинь, и все давно улажено со старостой.
- А я как же? - удивленно спросила Хисана. - Это батюшки моего лавка, значит теперь моя!
- А ты знаешь, сколько этот твой батюшка нам задолжал? - хмыкнул незнакомец. - Иди лучше по-хорошему, пока отрабатывать не заставили!
- И то верно, иди, - кивнул огородник Касару, старый друг их семьи, помнивший еще Мацую-сана ребенком. - У нас в "Урожае" всегда место есть, и руки никогда не лишние.
Хисана подумала и решила, что на огород всяко лучше, чем в чайный дом - отрабатывать, - собрала вещи и пошла.
- А Ухажер как же? - пошутил Касару. - Теперь ему тебя не найти!
- И к лучшему, - пожала плечами Хисана.
***
Хисана совсем не хотела замуж. И не мужчины были плохи, у нее была своя причина, еще давняя, еще с Семьдесят Восьмого, с Инудзури.
- Что, сестру бросила, черноглазая? Думала, никто не узнает и с рук все сойдет? - хрипло спросила в спину Старуха.
Хисана вздрогнула и обернулась. Старуху побаивались все, даже самые дикие вояки с окраин, даже пьяницы, не боявшиеся ни будд, ни шинигами. Говорили, что она приносит несчастье тем, с кем заговорит. Говорили, что она при жизни была женой колдуна, а после смерти украла часть его сил. Много что говорили.
А Старуха смотрела насмешливо и строго, выпрямившись и сложив на груди руки.
- А оно не сойдет. Не сойдет, не думай - аукнет еще!
- Что, замуж не выйду? - дерзко вскинула Хисана подбородок, уперла руки в боки - ну и что, ну и Старуха, подумаешь! Она тоже не лыком шита, не шелками повита.
- Отчего не выйдешь? Выйдешь, - усмехнулась та. - Даже счастлива будешь... лет пять. А потом помрешь. Не сразу, конечно - сперва поболеть придется, помучаться... но помрешь.
- А если не выйду?
- Узнаешь, - пожала Старуха плечами. - Мое дело сказать, а не гадать - если бы, да кабы, да на вишне росли бы да грибы... - и ушла, а Хисана осталась стоять. И думать, что никуда она не выйдет. Ни в коем случае.
Себе дороже.
***
Хисана-сан совсем не удивилась, когда пришли шустрые молодчики с гербами Сихоинь на груди - описывать имение огородника.
- Но это земля Кучики! - Касару возмущенно вскинулся, держа в руке мотыгу. Выглядело угрожающе, но смешно.
- Вот только тебе их и поминать, смерду, - хмыкнул самый шустрый. - К твоему сведению, Кучики-сама продал эту землю Сихоинь-сама. Смирись и собирай вещички.
- Но я управляю этим имением уже... - Касару задумался - Много лет, очень много! Я знаю эту землю, я знаю, как с ней обращаться...
- Молодец, что тут скажешь? - пожал плечами молодчик. - Вот только одна беда: Сихоинь-сама как-то получше знает, кого селить на своей земле. Давай, выметайся, пока не помогли, слышишь? И спиногрызов своих забирай!
"Правильно", - подумала Хисана. - "У Касару ведь полон дом детей и подростков. Лишние рты."
- Что-то с нами будет, - сказала она вслух.
- А что будет? - улыбнулся Касару. - Ну, переберемся в другой район, похуже. Добудем новый участок, тоже похуже, будем снова растить...
- И нас оттуда тоже выгонят? - покачала головой Хисана.
- А что мы можем сделать, Хиса-тян?
- Не знаю. Но что-то мы сделать должны!
Касару покачал головой.
- Должны - может быть. Но не можем-то ничего.
- Собираться будете? Или вам помочь? - напомнил о себе шустрый.
Собраться удалось быстро, даже странно - может быть, после прошлых сборов и прощания с лавкой эти пошли легче?
На улице уже ждали полусочувствующие, полулюбопытствующие соседи, готовые обсуждать выселение ближайшую неделю.
Хисана-сан почувствовала, что ей хочется заплакать - впервые за последние годы.
Она слишком дорого заплатила за эту жизнь, чтобы у нее ее отняли.
За слезами она и не заметила, как к ней кто-то подошел и молча стоял и смотрел. Потом он наконец сказал:
- Хисана-сан, что-то случилось?
- Случилось, - тихо кивнула та. - Меня из дома выселили.
Ухажер качнул головой:
- Это не дело. Нельзя вот так вот выселять из домов честных граждан.
- Нельзя, конечно, - улыбнулась в который раз его наивности Хисана-сан. - Но сплошь и рядом выселяют. У них свое право: Кучики продали землю.
- Это "Урожай"? - мигом сообразил Ухажер. - И что, Сихоинь всех повыгоняли? И Касару-сана?
- Ну да, именно.
- Плохо. Надо будет разобраться.
Хисана-сан засмеялась невесело:
- Какой вы, однако, деятельный, шинигами-сан! Ну, разберитесь - а я пока тут посижу.
- Вам некуда идти? - уточнил ухажер.
- Некуда, представляете! Разве что замуж, - неожиданно пошутила она. А что - терять-то нечего. Жизнь, которой она добивалась, жизнь, которой она пожертвовала самым дорогим - эта жизнь неожиданно вильнула хвостом и ушла прочь, оставив с пустыми руками.
Вернула, так сказать, к началу пути.
- Замуж за кого? - так же серьезно, как и всегда, уточнил Ухажер.
- А вот за вас, например, шинигами-сан! - волна легкого отчаяния подхватила и несла все дальше.
- Не получится, Хисана-сан, - грустно покачал головой тот.
- Вы женаты?
- Нет.
- Тогда почему?
- Потому что вы мне... небезразличны.
- Странная причина не жениться! Правду, что ли, говорят про шинигами, что они совсем не как люди?
- Просто вы из Руконгая. А если моей женой станет простолюдинка, долго она не протянет - таковы законы духовного мира.
- Долго... - Хисана-сан покачала головой. - А сколько это? Сколько она протянет?
- Вряд ли больше шести лет, - шинигами покачал головой. Аристократ, надо же.
- А мне всего-то пять лет осталось. Шинигами-сан, возьмите меня замуж! - она почти шутила. Почти - потому что если он согласится, она пойдет.
А что, быть женой шинигами - пусть и всего на пять лет - лучше, чем снова хлебать грязь в Инудзури или где похуже.
- Хорошо, - серьезно сказал шинигами. - Идемте. Я должен представить вас своим родителям, Хисана-сан.
***
А через пять лет с последним лепестком сливы отлетит последний вздох больной, вечно печальной госпожи Кучики.
Кто-то будет говорить, что князь Кучики был жесток, заставив понравившуюся ему простолюдинку понести непосильную для нее ношу жены аристократа. Кто-то с усмешкой скажет, что покойница сама доконала себя своими вечными тревогами и хождениями в Руконгай неведомо зачем.
Найдутся, конечно, и те, кто будет отлично знать, зачем (или - за кем?) ходила туда княгиня, с кем и как она там предавалась пороку и разврату и как была за это наказана: адюльтер - любимая тема сплетен на все времена.
А князь Кучики казнит, обвинив в отравительстве, с десяток родственников: почему бы и не воспользоваться моментом, все равно весь десяток - глупые и достаточно бездарные интриганы.
А смерть Хисаны останется ее выбором. И ее тайной. Так лучше.
Название: Поймай меня, если сможешь
Автор: Rudaxena
Команда: Сейрейтейский отряд
Тема: О любви
![](http://static.diary.ru/userdir/1/6/2/6/1626958/thumb/74278084.jpg)
![](http://static.diary.ru/userdir/1/6/2/6/1626958/74278084.jpg)
@темы: Внеконкурс