Уважаемые читатели! По причине кривизны орговых рук порядок фиков в голосовании зеркально соответствует порядку в выкладке. Голоса уже есть, переделывать поздно. Пожалуйста, будьте внимательны при голосовании. Приношу извинения за доставленные неудобства.
Название: Холод пустоты
Автор: aleks-neko
Бета: Rudaxena
Персонажи: Гриммджо/Гин, фоном Гин/Матсумото
Рейтинг: R
Размер: мини (1687 сл)
Жанр: PWP, ангст, романс
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Размещение: запрещено.
читать дальше
«Знал бы, что здесь так холодно, – десять раз бы прикинул, идти за Айзеном или нет, – лениво думал Гин, сидя на широком подоконнике. Смотреть с верхних этажей одной из башен Лас Ночес на пустые безжизненные холмы и ежиться от ветра, пробирающего до костей, было не очень приятно.
– Холодно? – мурлыкающий голос Гриммджо нельзя перепутать ни с каким другим. С рычащим нотками, щекочущий нутро, глубокий – за такой голос любой душу продаст.
– Хочешь согреть? – с извечной улыбкой ответил Ичимару, повернув голову в сторону Джаггерджака и плотнее кутаясь в косодэ. Какая досада, что его застали за жалкой попыткой согреться, но если грелка сама явилась, этим грех было не воспользоваться.
Соскользнув змеей с подоконника, где сидел, Гин подошел к Гриммджо, опиравшемуся на косяк и, посмотрев на него сквозь прикрытые глаза, прикоснулся ледяной рукой к пылающему жаром торсу. Джаггерджак вздрогнул от прикосновения ледяных пальцев.
Все хорошо в арранкарах: яркие, сильные хищники, только эти дыры раздражают. У кого под шеей, у кого на животе. Бесит. Ичимару с силой провел по прессу Гриммджо, оставив царапины и вызвав у того возмущённый рык.
– Ах ты, моль, – Гриммджо одной рукой вцепился в шею Гина, слегка сдавив ее. Ростом они были наравне, но по комплекции Гин явно уступал. За счет грубой силы Гриммджо легко мог победить Ичимару без Шинсо, но тот не ходил без своего вакидзаси.
– Руку убрал, кошак, – голос был обманчиво мягок, а лезвие возле шеи было слишком хорошим аргументом в пользу того, чтобы остаться в живых. И несмотря на то, что Джаггерджак убрал руку, нехотя последовав приказу, желание размазать по стенке этого шинигами-предателя не стало меньше ни на йоту.
Привести ее на этот утес на самой окраине Руконгая было прекрасной идеей, здесь открывался чудесный вид на сами окрестности и на темные своды с мерцающими звездами.
– Гин! – звонкий голос Рангику был переполнен счастьем, она во все глаза рассматривала небо. – Смотри! Звезда упала! Еще одна!
Из нее потоком лились чистые, радостные эмоции, «Ее улыбка вполне могла осветить весь мир», – подумал Гин, глядя на нее. Рангику идет быть счастливой.
Усевшись боком на краю скалы, он, слегка развернувшись, с удовольствием смотрел на нее, восхищающуюся ночной природой, слушал мелодичные переливы ее голоса . Когда Матсумото села рядом и положила голову ему на плечо, где-то внутри стало очень-очень тепло.
– Спасибо, Гин! – ее тихий голос был самым лучшим подарком. Улыбка Рангику согревала лучше, чем самое теплое одеяло, лучше, чем огонь.
Шее сразу стало холодно без горячей ладони Гриммджо. Тепло. От этой руки исходило столько тепла, а ему – холодно. Очень холодно.
«Как приятно, что этим строптивцем так легко управлять», – отводя Шинсо, подумал Ичимару, криво улыбнувшись. Он стоял очень близко к Джаггерджаку, ощущая исходящие от него волны ярости, злости.
Гриммджо смотрел на Гина с ненавистью. Он не желал подчиняться его приказам. Он хотел стереть с этих тонких губ чертову ухмылку, хотел заставить это бледное лицо исказиться от боли, хотел разбить эту маску равнодушия. Оставить на бледной коже свои метки, сломать его, а потом собрать, сделать своим. Но это будет бессмысленно, он не останется в живых: Айзен за это насекомое удавит в момент. Один раз попытка была. Призрачная боль в руке до сих пор беспокоила.
– Моль чертова, – почти прозрачный, бледный и в белом. Тронешь – рассыплется. Тронешь – улетит.
– Что? Март настал? – протянул Ичимару, усиливая и без того растущее раздражение. Холодная, ничего не выражающая улыбка окончательно взбесила Гриммджо. Стоило сделать шаг к Гину, как он почувствовал: тонкая ладонь легла на пах, слегка сжав его.
У Гриммджо аж дух перехватило от той наглости, что звучала в голосе у этой полупрозрачной твари, любимицы Айзена. Но удивление быстро прошло, и Джаггерджак, немного подумав, широко ухмыльнулся. Он, никогда ни в чем себе не отказывающий, притянул Гина, недвусмысленно обхватив рукой его бедра. Задумываться о том, что он сейчас делает, не хотелось совершенно. Просто инстинкты брали свое. Просто он брал то, чего хотел. А сейчас он хотел одно такое белое нечто.
– Мяу, – сказал он на ухо Гину, проведя языком по открывшейся из-под воротника косодэ бьющейся жилке. Март так март. Он даже моль поимеет, если приспичит. Гриммджо впился зубами в основание шеи Ичимару, оставляя под недовольное шипение свою метку, и тут же зализал укус. Джаггерджак сильнее притянул его к себе, и Гин довольно зажмурился, но Шинсо в ножны не убрал. Лишь отвернул от него острый край. Ледышка чертова.
– Ты свою железку убери, – и, издав невнятный рык, Гриммджо повалил Ичимару на груду подушек, сваленных в беспорядке неподалеку.
– Гин! – послышалось сзади, знакомый звонкий голосок. Рангику. Она словно стерла из памяти их прощание перед его поступлением в Академию Шинигами. Она просто тоже поступила туда своими силами, пусть и намного позже и не с первого раза. Странно, но все эти годы он постоянно случайно оказывался около доски, где вывешивали списки переведенных на следующий курс. И каждый раз, видя Рангику в списке, в глубине души радовался, что она становится чуть-чуть сильнее.
Сегодня она закончила Академию, Гин знал это – видел приказы на зачисление новичков в отряды. Матсумото попала в десятый. Он знал и то, что она там будет на своем месте, там ее никто не сможет обидеть. Рангику будет далеко от него.
– Гин! Я закончила! Я закончила ее!!! – она остановилась в паре шагов от Ичимару, не решаясь подойти ближе, но сияя от счастья, сияя от того, что просто увидела его. Гин, улыбнувшись в ответ своей холодной улыбкой, в которой можно было разглядеть немного грусти, слегка поднял руку, словно собираясь дотронуться до Рангику, положил ладонь на рукоять катаны и, резко развернувшись, бросил через плечо:
- Поздравляю, – он сам себе солгал бы, если б сказал, что не хотел разделить с ней эту радость.
Откинуть Шинсо подальше, стянуть с него косодэ, развязать оби, стащить хакама – все лишнее. Не сопротивляется, только смотрит с вызовом и наглой ехидцей. Пытается скрыть дрожь, но не выходит. Этой ледышке явно надо согреться.
Тонкий, жилистый, сильный. Очень сильный.
Гриммджо сам не понимал, почему его так вело на него, на такого… Бледного. Скинув с себя немногочисленную одежду, Джаггерджак устроился между колен Гина, лежащего на подушках, словно хозяин тут он, а не сам Гриммджо.
Трогать холодное полузамёрзшее тело было удовольствием ниже среднего, и Гриммджо, выпуская рейяцу, начал медленно вести ладонями по телу Гина, начав с лодыжек. Тонких, словно вырезанных из слоновой кости, едва касаясь кожи, скользя все выше и выше, окутывая Гина теплом, как покрывалом.
– Тепло, моль? – слегка рокочущий голос ложился шелком по коже, выдавая нескрываемое удовольствие Гриммджо, который, склонившись, оставлял влажные метки поцелуев на обнаженном теле.
Гин чувствовал, как его тело отпускают щупальца холода, как потихоньку он согревается. Он видел широкую ухмылку Гриммджо, видел, как в ярко-синих глазах, слишком быстро оказавшихся напротив, плескалось возбуждение. Ичимару слишком хорошо ощущал желание Джаггерджака, чей шершавый язык легко скользил между губами, требуя большего, чем готов был дать Гин. С трудом подняв руки, он зарылся пальцами в волосы Гриммджо и притянул того к себе.
«Возьмешь ли ты все, что я тебе дам, или нет?»
Языки столкнулись в борьбе за доминирование, и ни один из них не собирался уступать другому. Гриммджо почти кусал эти узкие губы, заставляя Гина хрипло стонать. Сам Ичимару чувствовал, как тело предает его, как оно перестает подчиняться разуму. Кошак был очень теплым, умелым и невероятно притягательным.
И хотел его. И Гин не то, чтобы был очень против.
Горячие, цепкие пальцы Гриммджо легко скользили по члену, заставляя кусать губы до крови. Синеглазый сученыш не должен знать, что ему все это нравится, что ему хочется чего-то большего. Гина вело от тепла, вело от умелых пальцев Джаггерджака, гуляющих по его телу как по собственному. Кажется, ещё немного, и ситуация выйдет из-под контроля.
Прикосновение горячего шершавого языка к головке вызвало вспышки наслаждения, волной прокатившегося по телу. Ичимару кожей ощутил, как улыбается Гриммджо, скользя по члену губами, доводя до пика, заставляя хрипло дышать, стонать.
Ухмыльнувшись, Джаггерджак наскоро растянул Гина и, усевшись между его разведённых ног, поглаживал внутреннюю сторону бедер. Не отрывая взгляда от полуприкрытых глаз случайного любовника, он не спеша начал входить в него. Глядя на Гина, он ловил малейшие изменения в его лице, в его глазах. Гриммджо шестым чувством знал – еще чуть-чуть, и одна из многочисленных масок Ичимару Гина разлетится вдребезги.
– Чего ждешь, котик? – вызов в голосе был очевидным. Эта моль еще и дерзит. Гриммджо не нужно просить дважды – засадив с размаха до конца, вынуждая Гина судорожно выдохнуть от прошивающего удовольствия, Джаггерджак наваливается сверху, прикусывает у ключицы, тонкой, нежной – не сильно, но ощутимо. Отпускает и проводит по шее снизу вверх носом, щекоча горячим дыханием, начинает двигаться – не размашисто, но точно и глубоко, очень глубоко.
Он встретил ее на Празднике лета, на Рангику была темно-синяя юката с белыми журавлями, подчеркивающая все ее соблазнительные формы. Матсумото стояла и что-то говорила своему капитану, мило улыбаясь и заразительно хохоча над его надутыми щечками.
«Береги ее, Тоши. На краю света достану, если не сможешь защитить».
…Такая мягкая, податливая. Целовать, обнимать ее было сплошным удовольствием. Смотреть, как она тянется за его рукой как за последним глотком воды, самому тонуть в ее руках, гореть от ее любви.
«Ты – спасительный глоток воды, воздуха, нужный мне, чтобы жить».
..быть в ней, рядом с ней – все, чего ему хотелось, когда он ее видел. И даже сейчас, когда она, обнаженная, завернувшись в его косодэ, мирно дремала на его плече, Гин грустно улыбался. Ичимару прекрасно помнил, как в одно из мгновений прошлой ночи, проведенной вместе, он почти хотел бросить всю эту затею с Айзеном. А сейчас, глядя на слегка растрепанную рыжую макушку, припухшие губы, нежные розовые щеки, он знал, что нет, он дойдет до конца.
… и сильнейший шторм накрывает их, расплавленным металлом протекая по венам, задевая каждую клетку их тел, сжигая все желания и мысли.
- Ты слишком хороша, моль, - рык довольного Гриммджо волной прокатился по позвоночнику, вызывая приятную дрожь.
… Гриммджо спал на спине, развалившись на подушках, как кот, нажравшийся сметаны. Он почти моментально отключился, не обращая внимания на Гина, устроившегося у него под боком, прижавшегося к горячему телу. Джаггерджак был прекрасной грелкой, но хоть он и согрел снаружи, он не был тем, кто мог бы отогреть Ичимару там, внутри.
Где-то в глубине души Гин все еще был тем юным одиноким мальчишкой, тем, кто в попытке защитить самое дорогое отказался от всего, что любил.
За столько лет лишь сейчас понять, что холод в душе – это следствие неверного выбора. Возможно, были другие пути для мести, для ее защиты, но уже поздно что-либо менять.
Все так тщательно подавляемые чувства к ней – это намного больше, чем просто любовь.
Это кровь в его венах, это воздух в его легких.
Это его жизнь.
Название: Желание
Автор: aya_me
Команда: Нулевой отряд
Тема: про Уэко Мундо
Бета: NoFace
Персонажи: Улькиорра/Орихиме, Айзен, Гин, Заэль
Рейтинг: R
Количество слов: 1695
читать дальше
Ичимару Гин позволил пробирке выскользнуть из пальцев на стол. Лаборатория наполнилась странным сладковатым запахом, который постепенно смешался с уже присутствующим букетом от всевозможных зелий.
- Ай, - Гин полуобернулся, растянув губы в хищной улыбке, - прости. Я что-то уронил.
- Ничего важного, я вас уверяю, - в ответной улыбке было столько же яда.
- Очаровательный аромат, - Гин прошел мимо свежеразделанного фраксьона. Голова лежала на соседнем столе и моргала. - Октава Эспады, не хотите поделиться секретом приготовления?
Заэль нехотя потянул из стопки несколько листков и протянул руководству. Он бы предпочел, чтобы никто не совал нос в его исследования. Но Ичимару Гин не пожелал сдержать естественный порыв влезть куда не просят. Заэль гадал, было ли это любопытством или приказом сверху.
- М-м, - Гин сделал вид, что зачитался формулами. - Вот это Айзену-тайчо придется по вкусу.
Заэль дернулся:
- Вы уверены, что Айзену-сама необходимо знать, как восстанавливать потенцию? - сахарным тоном спросил он.
- Все может пригодиться, все может пригодиться, - Гин бросил листок на стол, где разливалась сладкая жидкость из пробирки. Бумага мгновенно вспыхнула. - Ого, какое замечательное средство, - прокомментировал Гин и демонстративно вытер руки о плащ. - А кстати, Октава. У кого-то проблемы с потенцией? Ты не хочешь об этом поговорить?
- Я исследую особенности репродуктивной функции организма.
- Увлекательно, - согласился Гин. - Но арранкары не размножаются.
- Вот это меня и заботит, - Заэль, сощурившись, наблюдал за перемещениями шинигами по лаборатории. Тот так и норовил что-нибудь еще уронить. - Сколько возможностей упускается. Если скрестить несколько особей и получить идеальное потомство, то...
- Это было бы угодно Айзену-тайчо, - понятливо закивал Гин. - Хорошо, Заэль. Продолжай. Кого ты собираешься скрестить первыми?
Длинные ловкие пальцы сплелись; Заэль поднял руки к лицу, задумавшись. Сказать правду или ждать, пока ее вытянут из тебя на кончике Шинсо?
Она забиралась все выше и выше по винтовой лестнице, цепляясь за стены руками. Дыхание сбивалось, но она бежала вверх, словно в спину ей дышал кошмар. В окна башни светило солнце. Лестница не кончалась. Небо было так близко, а солнце – вровень с окнами. Ноги подкосились, она упала и подняться уже не могла. Села, подтягивая колени, вжимаясь в стену, с ужасом глядя вниз.
К ней шел Улькиорра.
- Куда ты бежишь, женщина?
Орихиме закрыла глаза и выставила руки перед собой. Страх сковывал.
- Тебе не убежать.
Только не открывать глаза, только не открывать… Они распахнулись сами. К ней приближалось чудовище. Когти клацали по ступеням. Длинные черные волосы взлетали от взмахов кожистых крыльев. Из черных глазниц на нее смотрели горящие зеленые глаза. Лапы похожи на птичьи, со шпорами. Ноги густо покрывал то ли мех, то ли пух. Торс оставался голым. Дыра на груди, казалось, увеличилась.
Улькиорра мягко шагнул вперед, встал над ней, расправив крылья. Хвост ходил из стороны в сторону и хлестал по икрам.
- Пойдем, я покажу, что выхода нет.
Он протянул когтистую лапу. Орихиме вскрикнула и проснулась.
Он всегда появлялся перед ней неожиданно. Она всегда вздрагивала.
- Улькиорра-сан, - улыбнулась.
Так и сегодня. Или вчера? Или уже сегодня? Сколько прошло дней? Арранкар молча поставил поднос с чаем на одинокий столик.
- Не правда ли, хорошая погода? На небе ни облачка, - чуть дрожащая рука потянулась за кружкой. Улькиорра перехватил ее запястье. Пульс бился часто, но она продолжала улыбаться. За решеткой по-прежнему висел месяц.
- Как у тебя дела? У меня все хорошо, - она болтала о пустяках.
- Хорошо? – Улькиорра отпустил руку. – Ты бесполезна. Твои друзья сражаются. Они все погибнут.
Орихиме уткнулась носом в кружку с чаем.
- Я волнуюсь за них, - призналась она. – Но уверена, все будет в порядке.
Арранкар обошел диван и остановился, рассматривая хрупкий изгиб спины.
– Мы разрушим твой город.
Орихиме глотнула горячий чай.
- Но город еще стоит, - еще тише сказала она. – Улькиорра-сан. Сегодня ты очень разговорчив, - она обернулась с несмелой улыбкой. – Случилось что-то хорошее?
На лице арранкара было привычное каменное выражение.
- Прости, - Орихиме снова уткнулась в чай. – Если не хочешь рассказывать, не рассказывай.
Он ожидал, что она будет бояться. Это было бы приятно. Она не боялась, и Улькиорра не понимал.
«Это любопытно», - сказал Айзен.
Улькиорра докладывал о разговорах с Орихиме. Айзен, выслушав доклад, подпер рукой подбородок и улыбнулся так, что в Кватре Эспады всколыхнулся древний инстинкт самосохранения, и пришлось сжать руку в кулак, чтобы не схватить Мурсьелаго.
«Приведи ее мне».
- Айзен-сама желает видеть тебя.
Пальцы на чашке дрогнули.
- Это большая честь.
Снова ничего не значащая фраза. Стандартные приветствия, отстраненная вежливость, дежурные улыбки. Беспомощность. Она обычно боялась сонидо, но сейчас покорно позволила вести себя по коридорам Лас Ночес. За дверью в зал приемов разговаривали.
– Где новое лекарство Заэля?
- Я как раз шел передать вам, тайчо…
- Два дня шел?
- Лас Ночес так огромен. Нет, конечно, - Гин рассмеялся. – Я ждал результатов. Не стану же я беспокоить вас по каждому пустяку…
Айзен соизволил заметить Орихиме:
- Принцесса.
Вдали у колонн маячила фигура Ичимару Гина.
– Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, все хорошо. Надеюсь, вы тоже в добром здравии, - Орихиме опустила глаза.
- Вполне, благодарю.
В следующий миг Айзен оказался рядом. Взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя.
- Вероятно, я повторяюсь, но не могу не отметить, до чего тебе идет этот наряд.
Что-то похожее на ужас промелькнуло в глубине ее глаз.
- Вы очень любезны, Айзен-сан, - едва слышно ответила она.
Айзен погладил рыжий локон.
- Меня поражает, как быстро ты очаровала своего стража, - он поднес локон к губам.
- Я? – она широко распахнула глаза.
Айзен коротко усмехнулся. Орихиме резко шагнула назад – так отпрыгивают от внезапно взметнувшегося пламени. Локон выскользнул из его пальцев.
- Красавица и чудовище, - задумчиво проговорил Айзен. – Пусть так. Возвращайся к себе, принцесса. Улькиорра, выпей это, - и он показал на колбу в руке Гина.
На секунду взгляды Гина и Орихиме встретились. Орихиме никогда не видела, чтобы Гин открывал глаза. Ей стало страшно.
Двери зала захлопнулись.
Чудовище из сна пришло к ней. Лучше не думать.
Красивый месяц. Острый, как… как… как катана Куросаки-куна. Смотрит, смотрит в окно, сквозь решетку. И неважно, что в затылок напряженно дышит Улькиорра. У него зеленые глаза в черных глазницах, грива волос, рога и хвост. Все хорошо.
У чая, который принес Улькиорра, был странный вкус.
Очаровала. Владыка всегда знает самые правильные слова. Очарование беспомощности. Улькиорра не спеша водил костяшками пальцев вниз и вверх по ее руке. Запах страха – тонкий и изящный – источала кожа. Он коснулся когтями шеи, подцепил ворот платья, потянул.
Она испуганно дернулась. Ткань затрещала. Улькиорра успел втянуть когти, чтобы не поранить, но платье до самых лопаток превратилось в лохмотья.
- Сними.
Орихиме, дрожа, подчинилась. Почему она не сопротивлялась? Ее мысли были далеко. В комнате Куросаки-куна. Она наклонилась над спящим.
Улькиорра обнял ее за плечи, взял в пригоршню одну грудь, будто взвешивая. Ладонь была холодной, и сосок поднялся, напрягся. Орихиме обернулась, опустила глаза. Улькиорра наклонился и коснулся ртом ее рта. Клыки скользнули по языку. Орихиме только вздохнула.
Куросаки-кун, будто вторя ей, вздохнул во сне. Со щеки сорвалась слеза и упала на подушку.
Повинуясь рукам Улькиорры, она встала на четвереньки на диване. Нет, лучше лечь на спину. Да, лучше. Он развел ее колени в стороны. Переплелись тела – мраморно-белое и нежно-розовое. По белому дивану растеклись черные и рыжие пряди – будто кто-то мазнул красками по холсту. Кожистые крылья накрыли рыжую голову.
- Кусай, - Улькиорра подставил плечо. И протолкнул в нее пальцы. Она была мокрая и расслабленная. Когда он толкнулся в нее, Орихиме очнулась от грез и чуть испугалась. Как в тумане, только туман не снаружи, а внутри. Орихиме потянулась поцеловать черные губы и снова сладко забылась.
Словно стая бабочек вспорхнула с живота и закружилась в хороводе. Адские бабочки с черными крыльями; от их невесомых касаний больно, но бабочки поднимаются выше и выше, скрываются в вышине, унося с собой боль. Орихиме хрипло стонала, Улькиорра загнанно дышал в плечо. Они держались друг за друга.
Сухой месяц долго глядел в окошко.
Улькиорра, приняв обычный облик, ушел, пошатываясь. Его мутило. С подноса упала на пол кружка с недопитым чаем, он не заметил.
Когда он ушел, Орихиме уже была в полном сознании. Она подтянула разорванное платье, сжалась в комочек вместе с платьем и прижала ладони к вискам. В лице не было ни кровинки. Губы дрожали.
Орихиме зажмурилась и произнесла:
- Шун О, Аяме. Я отрицаю.
Гин стоял, по обыкновению ожидая владыку за тронным залом, прислонившись плечом к стене. За поворотом послышался звук шагов.
- Передай Заэлю, что эксперимент провалился. У арранкара и человека не будет потомства, - донеслось оттуда. Спустя пару мгновений Айзен возник перед глазами, будто из воздуха.
- Даже не знаю, как ему сказать. Ведь повесится с горя, - язвительно вздохнул Гин. – Вам его не жалко? Зачем разрешили, если знали, что все так обернется?
- Тебе его жаль? – спросил Айзен, и Гин кивнул так яростно, что стало ясно – никого ему не жаль.
- Мне всех жаль, я жалостливый, сердце за них, юродивых, болит, владыка! Улькиорра, вот бедняга. Он так старался. Из кожи вон лез. А она… Эх! Женщины!
- Старые раны не дают покоя, Гин?
Гин фыркнул.
- Какой вы…
- Им обоим опыт пойдет на пользу.
- Но девочку-то зачем так? - покачал головой бывший лейтенант. – Бедная.
- Бедная? – Айзен подошел к стене и провел рукой. Из-под ладони посыпался песок, и в стене открылась арка в голубое небо под куполом Лас Ночес. – Это был обычный афродизиак, Гин. Остальное они придумали сами. У каждого есть свои тайные фантазии. Любопытно, не так ли?
Сухой ветер пустыни прошелся по коридору.
- Любопытно, - согласился Гин. – Никогда бы не подумал, что Улькиорра окажется таким романтиком.
- Его притягивает ее видимая беспомощность вместе с внутренней решимостью сопротивляться до конца. Улькиорра сдался очень давно. Он наслаждается агонией своей жертвы и в то же время желает спасти девочку. Улькиорра многое понял про себя. Он сделает выводы.
- Хм, - протянул Гин. – А принцесса так скучает по своему принцу, что спит с чудовищем?
- Или надеется, что чудовище превратится в принца.
- А оно не превратится? – уточнил Гин.
- Принцесса опоздала на несколько тысяч лет, Гин.
- А Заэль? Вы и не собирались проверять репродуктивное зелье Октавы?
- У каждого есть тайные фантазии, - повторил Айзен. – Даже у Заэля Аполло. Не вижу смысла мешать кому-то находиться во власти иллюзий, - Айзен внимательно посмотрел на Гина и добавил: - Пока не вижу.
Гин хитро улыбнулся. Если последнее и относилось к нему, он сделал вид, что не заметил.
Название: Мелодия из глубин
Автор: Mrs. Mirror
Бэта: Irin@
Команда: Руконгайские бродяги
Тема: Уэко Мундо
Персонажи: Айзен|Орихимэ, фоном Гин/Рангику
Рейтинг: G
Количество слов: 1286
читать дальше
Тонкий луч света, тусклый и несмелый, юркой вспышкой прошмыгнул между высоких мраморных колонн и затаился за троном. Может быть, он тоже испугался мрачной атмосферы зала и хотел побыстрее вырваться наружу, чтобы подарить свет другому, радостному и цветущему месту.
Этот лучик так похож на неё. Она с удовольствием отправилась бы вместе с ним на интересную прогулку, с любопытством заглядывая в чужие окна, чтобы напомнить о наступлении нового дня. Она поднялась бы с ним высоко в небеса, чтобы поздороваться с солнышком и рассказать ему весёлую историю. Познакомилась бы с его братьями и сёстрами, такими же смешливыми задорными лучиками.
Жаль, что этим мечтам не суждено сбыться.
- Прости, что позвал тебя так внезапно, Орихимэ. Прошу, ты можешь войти, - мужчина на троне улыбался и жестом приглашал подойти ближе, но от этого ещё сильнее хотелось убежать. Орихимэ не смела поднять взгляда.
Айзен Соуске. Самый опасный, самый загадочный человек из всех, кого ей приходилось встречать. По его воле она покинула дом и друзей, во имя его жестоких целей. Зачем он позвал её, что прикажет сделать?
- Вижу, Улькиорра позаботился о том, чтобы ты выглядела достойно. Это платье хорошо смотрится на тебе, Орихимэ, - тихий голос тёк сладкой патокой, отражался от стен, причудливо искажаясь, незаметно прокрадывался внутрь, затаскивая в чужие сети. Так чувствовала себя легкомысленная бабочка, запутавшаяся в паутине.
- Не бойся. Я хотел бы тебе кое-что показать.
Разъехались в разные стороны кругляши - верхние части странного столба, оказавшегося хранилищем. Сделав короткий шаг, Орихимэ заглянула внутрь, уже догадываясь, что сейчас увидит.
- Это…
- Всё верно, это Сфера Разрушения. Подходящее название для вещи, которая вынуждает грани между мирами смертных и богов исчезать без следа, ты так не думаешь?
Маленький шарик, который умещается в ладони. Мягко сияет, переливается красивыми живыми огнями и не знает даже, что он – самое ужасное оружие, которое только существует на свете. Неужели это ради него Рукия прошла через ужасное испытание, а Ичиго сражался на грани жизни и смерти?
Следовало продолжить разговор, но Орихимэ не могла промолвить ни единого слова. И, похоже, Айзену не требовался ответ. Он взял Хогиоку в руку, перекатывая его между пальцами небрежно, словно стеклянный шарик больше не имел никакого значения. Айзен протянул его Орихимэ. Кожу обожгло тёплым прикосновением.
Маленький стеклянный шарик, который принёс много боли и страха. Стоит сказать одно слово – и само его существование обратится вспять. Стоит размахнуться, бросить из всех сил – и он расколется на тысячу осколков.
Но Орихимэ медлила. Сфера ритмично пульсировала у неё в руках в такт ударам сердца. Как будто была живой и тянулась к девочке, хотела ей что-то сказать.
Нужно только услышать.
В Хогиоку – сотни и тысячи едва слышных голосов, и каждый поёт свою, особенную, ни на что не похожую мелодию. Звуки сплетаются в единую звонкую песню, переплетаются, плавно следуют один за другим. Хор пленённых душ. Сила, способная изменить мир.
Орихимэ прикрыла глаза, позволяя музыке полностью захватить себя. И в какой-то момент она смогла уловить не только неясные звуки – она проникла в самую суть чужих сердец.
Вот хищно грохочут барабаны – Гриммджо яростно и нетерпеливо мечется из угла в угол, всё ждёт своего лучшего, самого верного врага.
В спокойной мелодии Улькиорры спрятались беспокойные нотки: у него есть вопросы, ответ на которые даст только глупая человеческая девочка.
Музыка Айзена была мрачной, красивой и обречённой.
- Ответь мне, Иноуэ Орихимэ: что ты чувствуешь сейчас?
- Музыка… Я слышу музыку.
- Вот как. Значит, для каждого Хогиоку открывается по-разному, - тон Айзена серьёзен, без обычных нот снисходительности. - Занимательно. Благодарю тебя за помощь, дитя. А сейчас я хочу отдать тебе одну вещь.
Айзен поднялся с места, забрал шарик и влил в него каплю своей духовной силы. От плотной материи отделилась частица и доверчиво скользнула к Орихимэ.
- Что я должна делать с этим?
- Тебе решать. Оставь себе, выброси, если пожелаешь, или отдай. Это неважно, – на миг показалось, что в глазах Айзена мелькнул интерес, но вскоре его лицо приняло бесстрастное выражение. - Не смею больше задерживать. Улькиорра проводит тебя.
- Чья ты, звёздочка? – много позже спросила Орихимэ у маленькой песчинки на своих ладонях, ежась от холода в углу пустой комнаты.
Ответа не было.
***
За её спиной задрожала и обрушилась башня. Белые камни разного размера перекатывались по сухой земле, обращаясь в пыль и смешиваясь с бесконечными песками пустыни. Исполинский Лас Ночес, ранее казавшийся неприступной твердыней, и прилегающие постройки теперь выглядели хрупко и неустойчиво. Не пройдёт и года, как разрушительная сила Уэко возьмёт своё, возвращая этот мир в первозданное царство хаоса.
Исида не отходил от Орихимэ ни на шаг. Словно боялся, что после всех пережитых опасностей и несчастий опять случится что-то непоправимое. Разверзнутся чёрные небеса, из ада вырвутся полчища демонов или восстанет побеждённая Эспада. Орихиме благодарно улыбалась ему и, срываясь на бег, спешила обратно в замок. Там страшный капитан-шинигами откроет проход и наконец вернёт их домой.
Музыка звала её в мир живых.
Страшно. Страшно смотреть на дымящиеся развалины родного города и постоянно напоминать себе, что всё это – ненастоящее. Дым, обманка, которая растает по щелчку пальцев Урахары.
А краешек глаза упрямо запоминал картину разрушенного дома Тацки и дымящуюся воронку, оставшуюся на месте школы.
- Я.. я должна помочь, - робко проговорила Орихиме, пересиливая чувство, отчаянно тянущее её дальше, прочь из этого ужасного места. – Я смогу излечить всех.
- С возвращением, Орихимэ-тян, - рядом неожиданно появился капитан восьмого отряда. - Не волнуйся, здесь уже поработала Унохана-тайчо. Поспешите к Куросаки Ичиго, ребятишки, мы же не хотим, чтобы наш герой волновался почём зря?
За спиной шинигами открылись врата миров. Орихимэ прикрыла глаза ладонью, заслоняясь от слишком яркого света. После монохромного однообразия обители пустых яркие краски всё ещё слепили её взор.
И снова впереди дорога в Общество Душ. Орихиме уже дважды приходилось бывать здесь и каждый раз не был похож на предыдущий. Хотелось бы верить, что третья попытка окажется счастливой.
- Стоит на месте ваша Каракура, никуда не делась! - радостно прокричал ушедший вперёд Ренджи, ступая на тротуар главной улицы города. Всё вокруг выглядело сюрреалистично тихим, будто замершим в ожидании чего-то невероятного. Наверное, точно таким же был замок Спящей Красавицы, когда добрая фея усыпила всех на сто лет, пока не истечёт срок проклятия, решила Орихиме.
Музыка, спрятавшаяся на самом краю её сознания, заиграла громче, настойчивее.
Так близко.
Поторопись, Орихимэ.
Только ты можешь спасти его.
Прошу, помоги мне, Орихимэ.
Чудились чьи-то слезы и надрывный тихий плач. Было больно почти физически. Сейчас Орихиме больше всего на свете хотела, чтобы в этом мире и во всех других больше никому не пришлось бы плакать.
- Я сейчас, - помедлив, сказала она, - я скоро вернусь, ребята, - тяжёлое платье из плотной ткани сковывало движения, но она мчалась на зов, не обращая внимания на неудобство и удивлённые окрики.
Только бы успеть.
На изломанных плитах неподвижно застыла красивая женщина, склонившаяся над бездыханным телом. Плакала Рангику-сан, поняла Орихимэ, и это её скорбь она чувствовала всё это время, её грустную мелодию слышала.
- Всё будет хорошо, - сбивчиво прошептала девочка, обнимая обессилевшую Рангику, - теперь всё обязательно будет хорошо. Я отрицаю.
Ичимару Гина называли врагом и предателем. Но разве он должен умирать из-за этого?
Повинуясь внезапному порыву, Орихимэ легко провела ладошкой по волосам Рангику. Рука засветилась мягким светом, отдавая чужой душе то, что у неё когда-то забрали. Одинокая звёздочка нашла свою хозяйку.
- Вот оно как получилось, - вскоре заговорил Ичимару, болезненно откашливаясь, - охота за Хогиоку в конечном итоге оказалась бессмысленной. Боже-боже, Айзен-тайчо, у вас всё-таки отвратительное чувство юмора. Ступай, принцесса, - обратился он к Орихимэ, - ты всё сделала правильно. Твой рыцарь ждёт, разве не так?
Орихимэ кивнула и оставила Ичимару и Рангику наедине. Почему-то она была уверена, что им предстоит попрощаться навсегда. От этого на душе становилось немного грустно.
Кто-то идёт по жизни рядом с дорогим человеком, не требуя ничего взамен, а кому-то приходится уходить, не оглядываясь.
Так не должно быть, подумала Орихиме и от всего сердца пожелала, чтобы любящим людям больше не нужно было расставаться.
Говорят, если загадать желание искренне, то оно обязательно сбудется.
Название: Согреться
Тема: Уэко Мундо
Автор: Vitce
Команда: Блич_Спецназ
Персонажи: Ичиго Куросаки/Улькиорра Шиффер
Жанр: PWP, романс
Рейтинг: R
Размер: 1820 слов
читать дальше
Кофе в чашках остывает еще до первого глотка. И белый фарфор ледяной. Ичиго вглядывается в густую, тягуче-черную жидкость, и ему чудится огромный зрачок. Или, может, бесконечный в своей глубине провал рта.
Вся посуда у них кипельно-белая. И простыни. Улькиорра не терпит ярких цветов и пестрых узоров. То ли они оскорбляют его вкус, то ли раздражают глаза.
Ичиго, в общем-то, все равно. Когда принесенные им из дома идиотские пестрые кружки с птичками обнаруживаются в мусорке, едва ли не растертые в пыль, он просто пожимает плечами и покупает классические белые.
У них есть еще один приятный плюс. Цветом они точно в тон бледных, тонкокостных пальцев Улькиорры. И такие же гладкие и холодные. Ичиго нравится смотреть, как мягкие подушечки скользят, обнимая чашку, смыкаются каменно, как вздрагивает при глотке горло. Когда узкие, четко очерченные губы осторожно пробуют кофе, внутри что-то едва ощутимо дергается.
Ичиго прислоняется бедром к краю стола – его ведет, и кофе идет волнами, едва не выплескиваясь на пальцы. Маленький шторм в белых берегах. На кухне пока есть только один стул.
Улькиорра ест мало и, похоже, не различает вкуса, но Ичиго продолжает изучать кулинарные книги Юзу. Иногда, стыдясь своей неумелости, просто покупает что-нибудь необычное в супермаркетах.
– И как вы это пьете? – не возмущение, не интерес – задумчивый вопрос, будто для одной лишь статистики.
– Многим помогает сохранять трезвость мыслей, – Ичиго уже привык к такому тону к таким вопросам. – А кто-то пьет, чтобы согреться.
У Улькиорры огромные глаза, которые светятся в темноте. Когда он молчит и думает о чем-то своем, радужка едва заметно мерцает. Белый фарфор и белая кожа окрашиваются зеленью. В эти минуты на его спокойное, чуть отрешенное лицо приятно смотреть, особенно если не ждешь ответа.
Ичиго жаждет увидеть в его взгляде хоть что-нибудь, кроме бесконечного спокойствия. Это начинает превращаться в манию. Каждую минуту он вглядывается в узкое, бледное лицо с еще больше заострившимися в последнее время скулами.
Думать о ком-то еще Ичиго не хочет. Если бы он нуждался в постоянном эмоциональном отклике, согласился бы пойти в кино с Химе, которая, запинаясь и краснея, все время предлагает что-нибудь веселое. Если бы ему захотелось поддержки и пары хороших пинков, чтобы прийти в себя, стоило бы почаще улыбаться Рукии. Есть много возможностей.
Странно, что такому, как он, жизнь выдает столько вариантов.
Но ему так уютно молчать и пить холодный, неумело сваренный и оттого скрипящий на зубах кофе и глядеть на пальцы Улькиорры. Что-то важное забыто, какой-то простой и понятный рецепт выживания. Словно он разучиться дышать.
– Это нелогично, – Куросаки даже кажется в первую секунду, что ему послышалось. Слишком много слов за последние пять минут. – Чтобы согреться, нужно что-то горячее.
Ну и как объяснить ему, что в этом проклятом месте даже огонь почти не греет! Бесконечные пустоши выпивают любую искру жара и жизни, которая попадает в их объятия. И Айзен, строя свой многокомнатный гроб, так и не смог этого изменить.
Ичиго чуть наклоняется вперед, всего на несколько сантиметров. Едва дышит, ступая на тонкий лед. С Улькиоррой никогда не угадаешь, за что заработаешь очередное сломанное ребро. Но фарфорово-белые пальцы по прежнему сжимают чашку, и Ичиго медленно, будто собирается погладить змею, накрывает их своими и невнятно шипит сквозь зубы, обжигаясь холодом.
– Ты – ледышка, – шепчет он, заглядывая в яркие глаза. – Любой кофе заморозишь.
Улькиорра совершенно не понимает шуток – у него какое-то необычайное чувство юмора, заключенное скорее в восприятии мира. Иначе как выдерживать таких идиотов вокруг?
Он сдержанно и с достоинством кивает, признавая в шутке Ичиго непреложную истину.
А Куросаки только сильнее сжимает пальцы, обволакивает его ладони своими. Это все равно, что согревать камень, тысячу лет пролежавший во льду. Острые худые костяшки болезненно врезаются в кожу. Улькиорра такой колючий, ранящий. Он весь – лезвия с режущими кромками наружу: не подходи, не трогай, а обнимешь – так и вовек не соберешься по кускам.
Ичиго лихорадочно гладит узкие ладони, выступающие косточки запястий, совершенные до горечи изгибы больших пальцев. Холодные. Ледяные. Его собственная кожа пылает, и хочется закрыть глаза. Улькиорра смотрит спокойно, чуть вопросительно, как, бывает, поглядывает породистый кот, к которому неосторожный гость тянет руки. Эдакое: «Да ты, человек, с ума сошел, не иначе…»
Сошел. И все еще идет, держась за эти призрачно белые руки, чудом вернувшиеся из праха. Останавливаться Ичиго не намерен.
Он бросается на колени, как когда-то бросался в битву, обнажая меч уже в полете. Теперь движение заканчивается совсем другой атакой. Губы мгновенно немеют, еле двигаются, но Ичиго все равно ранит чужую кожу торопливыми поцелуями. Это почти невероятно, но подушечки постепенно согреваются.
Ичиго чувствует себя неожиданно остро, до безумия живым. Всего-то и потребовались для этого – теплые подушечки пальцев, к его удивлению нежные, бархатные. Будто эти ладони никогда не сжимали меч.
Дыхание жарко сбивается и приходится отстраниться, чтобы отдышаться, набрать воздуха.
И в тот же миг чашка летит вниз. Неостановимо, кувыркается, разбрызгивая в полете черную жижу, раскалывается на три куска и еще десяток мелких осколков, так похожих на разбитую маску Пустого. Ичиго смотрит лишь секунду и слышит – кажется впервые за все время – вздох Улькиорры.
– К счастью, – Куросаки поднимается с колен одним резким рывком, уже не осторожничая, нарушая все допустимые дистанции, вздергивая Улькиорру на руки и просто забрасывая на плечо.
Тело под белой арранкарской формой страшно тощее, жилистое, каждое ребрышко врезается ему в плечо, а острая коленка вот-вот проткнет бок, но Ичиго хочется смеяться – впервые после окончания войны.
Улькиорра умеет с достоинством молчать даже в такой позе. Даже сброшенным бесцеремонно на постель.
– Не думаю, что это хорошая идея, – в его голосе все еще крошится лед.
– Не думай, – соглашается Ичиго, прижимаясь губами к шее над черной пустотой. – Это вредно.
Да вот же он, тот самый рецепт. И как можно позабыть?
Не думать. В бою, на войне застывать посреди поля боя с мечом наголо, решая для себя смысл существования – значит заранее проиграть.
Чем хуже простая жизнь? Вот он застывает, задумывается весь последний год. И войны уже нет. И противников тоже. Да только Ичиго все равно проигрывает.
Прав Кенпачи – жизнь это бой.
Ичиго дергает белое – какой же он весь чистый, слепящий – косоде и дышит на кожу, заставляя ее расцветать, обретать цвет. А если вот так? Языком, как кончиком клинка, слегка царапнуть и сразу отступить, слушая очередной слабый вздох.
Не говорить, не думать – раздевать, ласкать, целовать. Нападать, так уж нападать, чтобы у противника не осталось сил к сопротивлению.
Ичиго гладит пальцы – не оледенели ли снова, а они сжимаются, стискивают простыни в кулак.
Выпад. Защита.
Взгляды скрещиваются, и Ичиго не собирается пропускать этот удар. Он бросается вперед, скользит по-кошачьи вдоль обнаженной уже груди и трогает чужие губы своими. Бледные, узкие, с вечно опущенными уголками, они на вкус напоминают снег, горчат железом и дымом. Ичиго думает мимолетно – откуда, из какой жизни Улькиорра несет с собой этот привкус, и слизывает его – весь без остатка.
Языки сталкиваются, сплетаются. Еще теснее, еще. Дальше уже невозможно, но Ичиго все равно двигается, роняет тонкое поджарое тело, подминает под себя, втискивая между бедер колено.
Вот уж там-то Улькиорра горячий. Такой восхитительно горячий, что крыша улетает на веки вечные. Ичиго знает, что не вернется из этого боя. Он и не слишком-то хочет возвращаться.
– Ты соображаешь, что и с кем ты делаешь? – голос едва не срывается на шепот, и Ичиго ликует, торжествуя победу.
– Мне надеть маску, чтобы напомнить, что мы равны? – интересуется он.
Говорить, когда в паху вот-вот загорится одежда, ему не нравится. Секунду, прежде чем закрыть глаза, он смотрит в лицо Улькиорры. Узкий вертикальный зрачок походит на крошечную трещинку в обрамлении зеленого пламени. Веки опускаются, но пламя сияет и через них, а потом – и сквозь опущенные веки Ичиго. Возможно, он просто ослеп. Больше никогда ничего не увидит кроме нереальной зелени радужки Улькиорры.
И не надо.
Одежда – ужасно неловкая составляющая. Ичиго дергается, чертыхается, пытаясь одновременно стянуть хакама с себя и распутать пояс арранкарской формы. Даже зубы идут в ход, слишком уж хочется поскорее прижаться, потереться и впитать в себя чужой запах и вкус.
Улькиорра тяжело дышит. Грудь в распахнутом косоде поднимается и опускается, маленькие бледные соски дразняще двигаются возле губ Ичиго – удержаться нет никаких сил.
С особой остротой он понимает вдруг, что это дыхание меняет все.
– Еще раз… еще раз изобразишь мне тут кучку пепла, – шепчет яростно Ичиго, раздирая ткань пояса пальцами, – я тебя из-под земли достану.
Почему именно Улькиорра, Ичиго и сам себе ответить не в силах. Может, по глупости с самого начала. Из-за того, что Химе замялась на миг, определяясь, за кого будет болеть.
Ичиго все еще задается иногда вопросом – а не будь он так сильно ранен, победи он Улькиорру, побежала бы Орихиме лечить его?
Он знает ответ. Он сам побежал.
И нашел.
Улькиорра бледный, как лунный серп в окне. Его тело, должно быть, родилось из лунного света в начале времен. Только сейчас он на ущербе, вот потому-то такой тонкий. И гнется навстречу, точно молодой месяц.
Ичиго уже не может удивляться, а Улькиорра, видно, все для себя решил. Он атакует в ответ. Пальцы зарываются в волосы Ичиго, и тот жмурится от удовольствия, даже когда его болезненно тянут вниз за отросшие пряди. Это приглашение к танцу клинков.
Ичиго чуть прогибается, прижимаясь тесно. Не может сдержаться и трется всем телом, как блудливый кот. Это слишком хорошо, и Улькиорру трясет на ответном движении.
В зеленых, чуть прикрытых глазах какое-то острое недоумение от собственной реакции, и Ичиго хочется заржать и зацеловать его одновременно, от мысли, что подобные прикосновения впервые не только для него самого. Но больше всего хочется двигаться до потери сознания. Мокро, влажно и совершенно невыносимо.
Он вжимается лбом в подушку, жмурится до слез, сжимая тощие ребра до хруста, до дрожи. Тихий, почти забитый и спрятанный стон звучит ему победным гимном.
Простыни, горячие, мокрые от пота и спермы, липнут к коже, но Ичиго слишком спокойно и уютно, чтобы даже перекатиться на другое место. Он только косится на бледную щеку, на ухо под волосами и костяными пластинами. Ему по-детски любопытно, не мешает ли этот шлем спать.
Совершенно не мешает.
В этом мире утро не наступает никогда. Ичиго лежит на постели, которую сам отыскал среди уцелевших лабиринтов Лас Ночес, на простынях, которые принес в Уэко Мундо из Генсея, и смотрит в насмешливый надрез месяца.
Месяц насмехается над ним и похож больше всего на улыбку Ичимару Гина.
Рядом сонно и расслабленно дышит Улькиорра. Ичиго тоже дышит – впервые за последний год – и чувствует, как жизнь возвращается в застывшее нутро. И почему-то делается страшно от мысли, что спасти его от безумия смог только полуживой недобиток-арранкар, которого Ичиго сначала выхаживал, выпаивал по капле собственной реяцу, а потом пытался хоть как-то расшевелить.
Привычка заботиться быстро въедается в кровь, становясь необходимостью.
Там, за Гаргантой, его ждут. Сестры готовят ужин, друзья, наверняка, тоже заглянут в гости. Отец кивнет, провожая понимающим взглядом.
Ичиго медленно выбирается из постели. Сухой холодный воздух покусывает липкую кожу, царапает легкие изнутри, заставляя спешить, натягивать одежду еще быстрее, искать в темноте сумку. Пальцы скользят по ручке двери медленно, осторожно, и Ичиго до дрожи хочется обернуться, посмотреть на спящего Улькиорру.
– Уходишь?
Это как самый верный, самый последний удар. Ичиго чувствует, замерев, прижавшись лбом к двери, как входит под сердце сталь, и пальцы разжимаются, роняя сумку с учебниками выпускного класса.
Улькиорра никогда не спрашивает, уходит ли он. Улькиорре все равно. Было все равно.
Ичиго медленно, шаг за шагом возвращается обратно к постели. Этот поединок он проиграл.
И ничуть не жалеет.
Стоит обнять Улькиорру, он приникает всем телом – удивительно теплый. Согревшийся.
Вопрос: Которая из работ нравится более прочих?
| 1. Согреться | 55 | (39.57%) | |
| 2. Мелодия из глубин | 15 | (10.79%) | |
| 3. Желание | 35 | (25.18%) | |
| 4. Холод пустоты | 34 | (24.46%) | |
| Всего: | 139 | ||
@темы: Уэко Мундо, Голосование
-
-
30.03.2012 в 21:54