Название: Упоительный восторг гетеросексуальных связей
Автор: Коробка со специями
Команда: Zombie Powder
Жанр: ангст, драма, первая любовь, все дела
Рейтинг: G
Персонажи: Йоруичи Шихоин, Куросаки Ичиго, Урахара Киске
Количество слов: 998
читать дальше
Нет, сперва Урахара думал, что Ичиго именно к нему таскается. Сначала Урахаре было смешно, потом он начал прикидывать, как это можно использовать в своих коварных замыслах, потом ему стало томительно и скучно. Скромный в своем самолюбовании, кандидатуры Тессая или — о ужас! — детишек он всерьез не рассматривал. Он даже хотел поделиться этой проблемой с Йоруичи, но что-то ему помешало.
Может быть, серьезность Ичиго.
Ичиго все делал серьезно и пафосно. По жизни он пер с основательностью танка, изукрашенного позолотой и королевскими гербами. К Урахаре он таскался тоже серьезно и пафосно. Приходил, садился на крылечко рядом, выдерживая расстояние в локоть, и смотрел так печально и мечтательно, что в кошачьей миске скисало молоко, а Йоруичи слетала с колен Урахары и с возмущенным мявканьем перемахивала через забор. После этого долго еще раздавался собачий скулеж и жалобные крики малолетней шпаны.
Однажды Урахара не выдержал. У него была заготовлена целая речь, он считал себя не только выдающимся исследователем, но еще и харизматичным педагогом. Речь была про дуру-первую любовь, прекрасных женщин и упоительный восторг гетеросексуальных связей. А под конец бы он сказал: «Да и вообще, Ичиго-кун, все это, конечно, хорошо, но единственный человек, о ком я думаю — это Йоруичи».
Проклятый Ичиго выслушал, не дрогнув лицом, а когда Урахара открыл рот, чтобы завершить лекцию финальной фразой, откашлялся и сообщил:
— Урахара-сан. Все это, конечно, хорошо, но единственный человек, о ком я думаю — это Йоруичи-сан.
На этом веселье закончилось.
Йоруичи, все это время дремавшая на верхней ступеньке, подняла голову, потянулась — и мягко вспрыгнула на колени Ичиго. Слишком мягко, машинально отметил Урахара. Засранцу стоит поберечь глаза. Ичиго смешался, поднял руку, чтобы ее погладить, и тут же отдернул, начал было что-то говорить — и замолчал. Глухо урча, Йоруичи топталась по его коленям, а потом поджала уши и полоснула Ичиго когтями по лицу.
Он не защищался, не попытался ее сбросить. Сидел, как мертвый, и свежие царапины набухали, сочась каплями крови. Урахара встал.
— Шел бы ты отсюда, — бесстрастно сказал он.
— Я, — медленно выговорил Ичиго и вытер рукавом кровь, — я вызываю тебя на поединок. Меч решит, кто достоин любви Йоруичи-сан.
— Ты все делаешь не так, — ответил Урахара, взял Йоруичи на руки — и тут же опустил на веранду. Йоруичи вздохнула, понюхала крыльцо и снова легла — только нервно подрагивал кончик хвоста.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал Урахара. Сел, надвинул на лицо панамку, замолчал.
«Ты ничего не понимаешь, и это очень хорошо», — подумал он, слушая удаляющиеся шаги и отголоски уличного шума.
Ичиго было пятнадцать, он был влюблен. В его мозгах, искрошенных Зангецу, перемолотых в фарш примерной учебой, охотой на пустых и чужими банкаями, что-то необратимо сдвинулось.
Он сошел с ума.
Перед ним по дороге пробегала черная кошка — и он чувствовал страшную боль в груди. А может, это был стояк. Он привык дрочить на ощущение черного меха, на когти, раздирающие лицо. Или это была женщина, смуглая и смешливая, медленно выходящая из воды. Но чаще черная кошка. Или кот. Черт, похоже, он стал зоофилом.
После занятий он шел к магазину Урахары, садился у ворот и ждал.
Ичиго никогда этого делать не умел, он всегда хотел всего и сразу. Банкай за три дня. Пройти сквозь Сейрейтей за неделю. Вернуться и обнаружить, что он всех защитил.
Теперь, сам того не желая, он невольно учился быть Урахарой. Урахара ждал сто лет, — говорил себе Ичиго, — а я буду ждать двести, тысячу, четыреста пятьдесят миллиардов — столько, сколько понадобится.
Река вынесет к моим ногам труп злейшего врага и любимую.
На восьмой день созерцания пыли, прохожих и редких машин Ичиго понял, что ожидание само по себе бесплодно.
Черная кошка его снов всю эту неделю теряла мех, пока не оказалась совсем голой, костлявой и жалкой, с тонким крысиным хвостом.
Ичиго поставил портфель на землю и распахнул ворота. Прошел по безлюдному двору, оставляя следы в пыли. Поднялся по ступенькам, невольно обходя то место, на котором любила лежать Йоруичи. Он умел быть чудовищно осторожным и нечеловечески быстрым. У него были хорошие учителя. Все-таки он вынес весь Сейрейтей и спас Рукию, и банкай за три дня, только это нифига не утешает.
За дверной перегородкой послышались голоса.
Ичиго замер, весь будто превратившись в тень; или он был зрителем на представлении театра теней, они ругались, и черный силуэт высокой женщины повышал голос, напирая, а черный силуэт мужчины в панамке хихикал, чесал затылок и не воспринимал всерьез. Темное, отвратительное злорадство на миг поглотило Ичиго — и когда он вынырнул, то почувствовал, что изменился.
Йоруичи что-то негромко сказала, и Урахара так же негромко ответил, и неожиданно схватил ее за плечи, встряхнул и дернул к себе. На какое-то мгновение Йоруичи приникла к нему — Ичиго затопила злоба, жалкая и ревнивая — тут же отшатнулась, ударила в челюсть коротким без замаха, разворот — и вот ее кулак летит к Ичиго, с треском прорывая бумажную перегородку, пальцы скрючиваются, хватают за шиворот.
Йоруичи шагнула вперед.
За ее спиной стоял Урахара, держался за щеку. Смотрел как-то странно, прозрачным, остановившимся взглядом. А потом тряхнул головой, широко улыбнулся, пряча глаза в тени панамки и восхищенно пропел:
— Боже мой, боже мой, женщина, проходящая сквозь стену.
Что-то в тебе умирает, когда ты так взрослеешь.
Урахара вышел на крыльцо.
Где-то в глубине дома хлопали перегородки и трещала одежда, что-то упало, покатилось. Раздался стон, следом засмеялись и зашептали что-то, сбивчиво и жарко.
Вообще, сегодня было жарко. Хороший солнечный день, подумал Урахара и сел на ступеньку. Мимо, басовито гудя, пролетела стрекоза, зависла прямо перед носом Урахары — и полетела себе дальше.
Спустя какое-то время звуки затихли. Спустя еще какое-то время из дома вышел Ичиго. Рубашка на нем была надета наизнанку, а сам он был встрепанный, помятый и размякший. На коже темнели пятна и царапины. Урахара хмыкнул. Ичиго молча постоял рядом, решительно уселся — расстояние строго в локоть — и похлопал его по плечу, мол, не обижайся.
Урахара кивнул, мол, что с тебя взять, и надвинул панамку на лицо.
Ичиго встал. Потоптался, почесал затылок, смущенно пожал плечами и шагнул во двор.
Сначала медленно и нерешительно, оглядываясь, но все быстрее и быстрее, потом он уже почти бежал, ничем не напоминая того спятившего от любви мальчишку, который, как вор, прокрался в магазин час назад.
Так не бегут даже от себя, подумал Урахара.
Неслышно ступая, из дома вышла Йоруичи, снова в привычном кошачьем обличии. Зевнула, потерлась боком и легла рядом.
Название: Доверься мне
Автор оригинала: incandescens
Ссылка на оригинал: springkink.livejournal.com/832390.html
Переводчик: answeraquestion
Команда: Грибы-Шинигами
Персонажи: Кьёраку Шунсуй, Хинамори Момо, Шунсуй/Нанао за кадром
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: упоминания БДСМ-практик
Количество слов: 794
читать дальше
Когда раздался стук в дверь, Хинамори всё ещё никак не могла перестать трястись. Она нервно отложила томик «Сто и один способ навести порядок на столе у вашего капитана» – эта книга всегда её успокаивала – и пошла взглянуть, кого там принесла нелёгкая.
Вид стоящего у порога капитана Кьёраку тоже умиротворению не способствовал. Тот выглядел небрежно, но не как всегда – словно провёл не меньше получаса в раздумьях, достаточно ли широко распахнуто косодэ – а так, как будто на самом деле одевался второпях.
– Э, – сказала Хинамори и принялась изучать пол у себя под ногами.
– Позволишь зайти, Момо-чан? – спросил Кьёраку.
– Э, – так же глубокомысленно ответила она и отступила в комнату, бормоча что-то о том, что в её запасах, к сожалению, никакого саке, кроме чая, нет, и, может быть, она быстренько сбегает и раздобудет что-нибудь соответствующее?
Капитан покровительственно похлопал её по плечу, закрыл за собой дверь и прошёл в комнату.
– Так вот, Момо-чан. Думаю, ты немного обеспокоена тем, что увидела, когда неожиданно вошла без стука...
– О! – воскликнула она. – Я ужасно сожалею! Я вовсе не хотела так бесцеремонно врываться! Но Нанао-чан сказала, что я могу вернуть книгу и обсудить прочитанное в любой момент, а я просто проходила мимо, решила заглянуть и совсем не собиралась мешать вашей... вашей... – Момо почувствовала, как её лицо снова заливает румянец.
– ...тренировке с целью развития навыков кидо, – мягко закончил Кьёраку.
Хинамори хлопнула глазами.
– Развития навыков кидо?
Он кивнул с серьёзным видом:
– Моя Нанао-чан очень смущается, если ей приходится тренироваться в присутствии других. Я вовсе не собираюсь критиковать её, но она из тех людей, кто предпочитает сперва довести до совершенства, а потом уж демонстрировать, и это, в том числе, касается и кидо.
Хинамори с облегчением почувствовала, как её сердцебиение приходит в норму и румянец потихоньку угасает. Разумеется! Как же она сразу не догадалась! Только вот...
– Капитан Кьёраку, – неуверенно спросила она, – мне приходилось читать и слышать о множестве самых разных методик в тренировках кидо, но я совершенно уверена, что ни одна из них не требовала применения кляпа...
– А, – он кивнул всё так же серьёзно, – это чтобы предотвратить безотчётное звукоиздавание. Очень полезная методика, чтобы обучиться выполнять кидо без предварительных инкантаций.
– О! – на Хинамори, кажется, снизошло просветление. – Значит, руки в запястьях связываются для того, чтобы исключить ещё и жестикуляцию? Конечно же!
Капитан Кьёраку снова кивнул:
– Моя Нанао-чан предпочитает даже не упоминать о своих тренировках.
– Вот только я не понимаю, зачем связывать ещё и локти, – заметила Хинамори.
– А, – капитан Кьёраку замялся так явно, что она уже почти решила, что он пытается что-нибудь выдумать по-быстрому. – Ну, ты же обратила внимание, что Нанао-чан стояла на коленях? Разумеется, это не только затем, чтобы ограничить ее перемещения и предотвратить непреднамеренные движения ступней, которые также могут повлиять на ход тренировки.
– Вы умеете применять кидо с помощью ног? – восхищенно переспросила Хинамори.
– Думаю, это возможно, – уклончиво ответил Кьёраку. – Но, в любом случае, колени тренирующемуся связываются для того, чтобы ускорить достижение необходимой степени концентрации. Вся суть этой методики развития навыков кидо заключается в том, чтобы погрузиться в высшее сосредоточение, чтобы ограничить любые другие возможности ощущать и двигаться, и таким образом достичь, э-э-э...
– Изменённого состояния сознания! – перебила Хинамори и снова смущённо покраснела. Но это же было так логично! – Вы так добры, капитан Кьёраку, что помогаете Нанао-чан!
Он кивнул, глядя на неё с умилением.
– Мне бы не хотелось, чтобы она навредила себе, используя эту методику без квалифицированного наблюдения. И точно так же мне не хочется, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление обо всем этом.
Хинамори снова опустила взгляд и пробормотала:
– Мне очень жаль. Я просто вошла, и увидела, и немного испугалась, а потом быстро-быстро захлопнула дверь.
Кьёраку похлопал ее по плечу.
– Тебе не о чем волноваться. Нанао-чан настаивала, что она сама объяснится с тобой, но я убедил её позволить мне уладить это дело. Уверен, у меня больше опыта в подобных разговорах.
Хинамори согласно кивнула и стеснительно уставилась на него.
– Капитан Кьёраку...
– Да, Момо-чан?
– Может быть... Вы бы... Вы не могли бы дать мне несколько уроков? – спросила она, нервничая.
Он помолчал, поправляя шляпу.
– О. Спасибо за доверие, Момо-чан, и лично я бы с удовольствием помог тебе, но, боюсь, что согласись я – и моя прекрасная Нанао-чан отрежет мне что-нибудь жизненно важное. Пойми, тебе пока ещё рановато таким заниматься.
Хинамори удручённо кивнула – чего-то в этом духе она и ожидала.
– Как бы там ни было, благодарю вас, – почтительно поклонилась она. – И спасибо, что пришли объяснить. Простите, что я... э... что у меня сложилось неверное впечатление.
– Ничего, ничего, Момо-чан, ты когда-нибудь ещё непременно осчастливишь какого-нибудь мастера кидо, – сказал капитан Кьёраку и откланялся, оставив раскрасневшуюся от похвалы Момо.
Альтернативная концовка:
Хинамори удручённо кивнула – чего-то в этом духе она и ожидала.
– Как бы там ни было, благодарю вас, – почтительно поклонилась она. – И спасибо, что пришли объяснить. Я просто в первый момент решила, что вы с Нанао-чан тоже практикуете БДСМ, как мы с капитаном Айзеном... Капитан Кьёраку? Капитан Кьёраку, вы чем-то подавились? Похлопать вас по спине? Почему вы не дышите? Может, вызвать медиков?..
Название: Ты пепел, я пепел
Автор: escuintle
Бета: Rudaxena
Команда: Bleashrooms
Количество слов: 978
читать дальше
- Прости меня, Ренджи.
- Не извиняйся. Все хорошо.
Черноволосая девчонка опускает свои тонкие руки и качает головой. Смоляные пряди разметались по плечам и прилипли к мокрым от слез щекам – она с силой проводит маленькой ладонью по лицу, убирая волосы. Поднимает голову, смотрит на Абарая своими огромными и грустными, как зимний вечер, глазами, открывает рот, чтобы что-то сказать, но замирает и, резко крутанувшись на носках, устремляется к выходу. Миниатюрная фигура тает и рассыпается пеплом – Ренджи же просто поворачивает голову и смотрит в окно на цветущие деревья, которые треплет непривычно хлесткий ветер.
Ему до сих пор хочется думать, что она извинялась за себя, но в глубине души Абарай понимает: она извинялась за него и его глупые надежды. Где-то совсем далеко, в самом нутре живого сердца, которое продолжает любить, отрицая реальность и не принимая оправданий. Будь то холодная руконгайская зима, или живая весна в Академии, или разноцветное сейретейское лето, которое они никогда не видели вместе, – все равно. И это самое горькое.
***
Ее фигура в слепяще-белом кимоно просвечивает через толстые прутья. Сгорбленная, сжавшаяся, с рассыпавшимися по плечам черными прядями она выглядит привычной, но какой-то совершенно чужой. Она выглядит подавленной и опустошенной, но кажется, что если Абарай сейчас услышит ее голос, то он будет звучать уверенно и твердо, как звучал всегда. Может быть, только где-то в его глубине и прошуршит тихая грусть, но и только.
- Эй, Рукия, - тихо зовет Ренджи. Звук тонет и практически сразу растворяется в густом воздухе, но Абарай знает, что она слышит. Но молчит.
Абарай хочет, чтобы она улыбнулась. Чтобы белое кимоно расцвело красками, наливаясь сочными бутонами ирисов, чтобы тесная клетка превратилась в бескрайнее поле и чтобы Рукия обернулась и протянула ему свою маленькую ладонь. Он бы сжал эти пальцы, чтобы никогда больше их не отпускать, и тоже бы улыбнулся.
Но вместо этого он может только стоять, прислонившись спиной к ледяной решетке, и слушать ее размеренное дыхание. Журить себя за то, что мог сделать, но не сделал, и за то, чего сделать не мог вообще. За то чувство, которое до сих пор жжет сердце, за руконгайские вечера и тот разговор в Академии, когда она, казалось бы, навсегда ушла из его жизни. За все. Ренджи думает, что не сделал ничего тогда, не сделал и сейчас. Ренджи думает, что он очень жалок.
- Ренджи… - тихо начинает она, и он, вздрогнув, оборачивается, - Я…
***
- Капитан просто садист. Натуральный. Ты бы видела, какую гору отчетов мне приходиться заполнять еженедельно!
- Да ладно тебе. Зато в отряде порядок. И вообще, нии-сама хороший, ты просто плохо его знаешь.
- Это с тобой он хороший. Кучики-брат и Кучики-капитан – разные люди. Он как посмотрит, так…
- Ренджи.
Абарай замолкает и с опаской переводит взгляд на подругу. Рукия опускает голову так, что густые темные пряди падают на лицо, закрывая ее глаза. Лейтенант почему-то вспоминает тот день в Академии, затем глухую темницу, но с силой гонит эти мысли. Хочет взять Кучики за руку, даже протягивает ладонь, но вовремя отдергивает. Ни к чему.
- Что?
- Мне снова придется уйти на грунт.
Маленькая шинигами резко выпрямляется, поднимает голову и смотрит на Ренджи своими пронзительными глазами. В них читается решительность, даже злость, и только на глубине легкими волнами плещутся сомнение, сочувствие и горькая, сильная грусть. Абарай делает вид, что не замечает и ответ смотрит так же резко, унимая слабую дрожь, прокатившуюся по ладоням. Качает головой. Улыбается.
И никаких эмоций.
- Хорошо. Передавай от меня привет Куросаки.
- Передам. Спасибо, Ренджи.
Она встает – как-то медленно, механически, согнув спину, – и тихими, почти невесомыми шагами начинает идти в сторону Сейретея. Полуслепое солнце уже садится за горизонт – вода в старой речушке окрасилась в ржаво-красные, кровавые тона. Абараю кажется, что если он обернется, то увидит Кучики такой же – ярко-алой, горящей, словно феникс, рассыпающийся на легком ветру. Он оборачивается. Выискивает ее взглядом, но Рукия уже ушла. Опять. В воздухе остался только запах горького пепла и жар красных лучей заката.
***
- Абарай-сан, совсем ты себя загонял.
Ренджи оборачивается: в дверном проеме силуэтом возникла фигура Урахары. Наглый торговец лукаво улыбался, сжав в шершавых ладонях надоевший веер. Увидев его, лейтенант только фыркнул и усерднее принялся сметать пыль с крыльца. Киске наблюдал за ним где-то с минуту, подхихикивая и усмехаясь. Затем замолчал, покачнулся на носках и вымученно вздохнул.
- Если ты хочешь отвлечься, то это не поможет.
Абарай остановился. Деревянная метелка с глухим стуком выпала из разжатых пальцев и покатилась по крыльцу. Заметив этот жест, торговец в полосатой панаме расхохотался и усиленно замахал веером. Ренджи кажется, что шепот ветра вторит словам Киске, но он гонит эти мысли, пытаясь хоть прийти в себя после осознания чужой проницательности. А Урахара только снова усмехается, легко опускает ладонь так, что веер безвольно виснет в пальцах, разворачивается и делает шаг в комнату.
- Любишь ее? Любишь. Большего и не нужно. Просто иди и скажи.
***
Они стоят посреди раскуроченного пепелища Каракуры и молча смотрят друг другу в глаза. Вокруг пахнет гарью и смертью, но лейтенант думает, что не найдет лучшего времени, чтобы признаться. Ему кажется, что если он не скажет этого сейчас, то не скажет никогда, поэтому он просто качает головой, вздыхает и решительно протягивает ладонь, чтобы взять Кучики за руку. Маленькая шинигами непонимающе смотрит на него своими блестящими глазами и машинально сжимает тонкие пальцы, касаясь самыми подушечками шершавой ладони. Это придает смелости. И сил.
- Рукия. Я…
- Сейчас не совсем подходящее время, Ренджи.
- Сейчас самое подходящее время, Рукия.
Секунда молчания. Две. Кучики закрывает глаза, чтобы через мгновение широко распахнуть их, услышав слова, которые она ждала столько лет.
- Я люблю тебя.
Звук его хриплого голоса разливается по выжженному городу, прокатывается по воздуху, звенит у нее в ушах. Рукия на секунду улыбается, крепче обхватывает его большую ладонь, но тут же отпускает её и плотно сжимает губы.
- Знаю. Но… Прости меня, Ренджи.
Тонкая маленькая фигура поворачивается к нему спиной и делает несколько шагов вперед. Невесомо. Абарай ошалело смотрит на узкую спину, и ему кажется, будто бы Рукия рассыпается пеплом. Как тогда, когда она уходила от него в Академии, и тогда, когда уходила в Сейретее. Начиная от миниатюрных ног и заканчивая черной макушкой. Она становиться пеплом, изгоняющим все из памяти. Пеплом становится и он сам, вместе с чувствами, мыслями и заглохшим сердцем.
Ренджи понимает, что, как и тогда, она извиняется за него и его глупые надежды. За то чувство, которое не смогли вытравить годы, на которое она не смогла ответить. Лейтенант опускает взгляд вниз: его пальцы медленно, начиная с кончиков, рассыпаются едким серым пеплом. Последнее, что он помнит, – ее растрепанная темная макушка и тихий, сильный голос.
Все правильно. Ты пепел, я пепел.
Название: Дневник
Автор: Inserta
Команда: А зомби зомби зомби
Рейтинг: pg
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Жанр: закос под японский дневник
Саммари: Многие благородные женщины вели записи о своей жизни, почему бы и Хисане Кучики не делать этого?
Дисклаймер: всё принадлежит Кубо, стихотворение - Басё, идея многих записей - известным "Запискам у изголовья", фольклор - японскому народу.
Количество слов: 973
читать дальше
Хх.хх.хххх
Некоторое время я провожу в библиотеке: дневники уважаемых женщин клана – чтение приятное и познавательное. Мне подумалось, что и мне стоит записывать в тетрадку всё, что со мной происходило, происходит, всё, что меня может заинтересовать. Господин Бьякуя подарил мне одну такую: он учит меня грамоте, так называемой изящной словесности. Многие иероглифы очень сложные, их трудно запомнить, но учёба занимает все мои мысли, и у меня не остаётся ни сил, ни времени думать о чём-то другом.
Нужно написать что-нибудь о Руконгае, но я почти не помню ничего – воспоминания размыты. Лишь нищету, пыль и озлобленных людей. В районе, где я жила, была река. Да, с мутной, жёлтой водой, невкусной, но совершенно бесплатной.
Моё недавнее существование не заслуживает внимания.
И вместе с тем Руконгай – место, где я встретила господина Бьякую.
Он оказался там, по его словам, совершенно случайно. Я ему верю, потому что Инадзури слишком далеко от белых стен Сейретея. Так что это чудо, что господин Бьякуя оказался там… а одна ослабевшая девушка обратилась к нему с мольбой дать напиться. Река обмелела от невыносимой жары и засухи, в ней было слишком много песка. Девушка ждала от него обидных слов, что обычно сыпались на неё со всех сторон – от хозяина, у которого работала, от торговцев водой. Не знаю, что привлекло господина Бьякую, что двигало им, когда он протянул свою флягу, а затем и руку.
Я буду помнить Инадзури таким, каким он остался, когда я его покинула: жарким, пыльным, с обветшалыми строениями, лишенным надежды.
Хх.хх.хххх
Ночью господину Бьякуе не спалось. Он думал, что я сплю, осторожно отодвинул фусума – из тонкой-тонкой рисовой бумаги – и вышел в сад. Я не знала, будет ли мне прилично выйти за ним, поэтому лежала тихо, боясь даже открыть глаза.
Cама не заметила, как уснула.
Хх.хх.хххх
Однажды вечером господин Бьякуя рассказывал мне о старейшинах клана. Я подливала ему саке и внимательно слушала. Господин Бьякуя напоминал мне несправедливо обиженного мальчишку. Он поведал мне довольно забавную историю из своего детства, когда старейшины считали, что один из родственников господина Бьякуи недостоин своей фамилии. Господин муж мой заступился за незнакомого мне родственника только потому, что считал совет старейшин напыщенными идиотами. «Сейчас же, – добавил он, – я бы не пошёл против семьи ради него». Потом он спросил, занимаюсь ли я изучением новых кандзи. Когда я попыталась показать свои записи, он мягко отвёл обшитую тканью тетрадь в сторону, накрыл мои руки ладонями и пообещал мне, что мои записи – это только мои записи, и никогда его глаза не увидят их.
Утром господин Бьякуя тщательно собирался на свою службу. Завязывая пояс хакама, он шептал на ухо, что его жизнь без меня была бессмысленна. Отстранившись, он сказал, что вернётся поздно, попросил не ждать его.
Без господина мужа моего странно засыпать. Слишком много звуков: скрипят татами, шелестят ветви деревьев, непонятные шорохи доносятся из глубины дома. Страшно.
Я жду с твёрдой решимостью дождаться господина Бьякую. Я сижу на веранде, поставив рядом светильник.
Ночной сад прекрасен. На полной луне пекут сладости кролики. Цветущая слива отражается в пруду, на поверхности которого иногда расходятся круги – крупные карпы тревожат ночное спокойствие.
Хх.хх.хххх
Пожилые люди вызывают уважение. Я старалась всегда отдавать с трудом добытую воду немощному старику, который вот-вот должен был уйти на перерождение. Я встретила его вскоре после того, как оставила маленькую сестру. Старик был добр и позволял жить у него дома. У него была замечательная открытая улыбка и морщинки в уголках глаз. Он рассказывал о жизни в Руконгае, о том, какую бы хотел прожить жизнь после перерождения. Все его мечты сбылись, иначе просто быть не может.
Весь день провела в компании одной из родственниц господина Бьякуи, величественной женщины с высоко поднятой головой, открытым лбом и злыми глазами. Мы вместе пили чай с ёкан. Она неторопливо ела сладости – мне никогда не понять. У неё никогда не пытался отнять еду более голодный. Родственница – дама почтенная, она берёт палочками кусочки мармелада. Это выглядит изящно.
Она говорила о величии клана, о важной роли господина Бьякуи, обо мне. Ни одного плохого слова, но такое ощущение, что таким образом она выговаривает мне, что я здесь лишняя. Я улыбалась и кивала.
Родственница господина Бьякуи учила меня, как быть хозяйкой в таком большом поместье. Её и приставили ко мне в качестве наставницы.
Я слушала её и вспоминала того старика.
Господин Бьякуя в своём отряде задержится на целую неделю. Без него одиноко.
Хх.хх.хххх
Выпал первый снег в этом году.
Я сижу на веранде, любуясь крупными хлопьями, которые, танцуя, укрывают сад, сохранивший ещё яркие алые и жёлтые листья, пушистым покрывалом. Сочетание красных клёнов, кипенного снега и насыщенной зелени завораживает.
Господин Бьякуя принёс ещё одну накидку для меня и сел рядом.
— О чём думаешь? – спросил он.
О всяком, хотелось ответить мне. Я протягиваю ему руку, которую он сжимает в своих ладонях.
— О зиме, – говорю я. – Оказывается, снег красивый, если смотреть на него, находясь в тепле.
Ладони господина Бьякуи горячие, он рассеянно поглаживает мои запястья.
— О нашей встрече, – добавляю. – О белых стенах Сейретея.
Господин Бьякуя улыбается, притягивает меня к себе так, что я оказываюсь на его груди. Закрываю глаза, мне хочется сказать ему, что ещё я думаю о брошенной сестре. Но боюсь. Поэтому рассказываю ему услышанную в Руконгае сказку-легенду про храм Белых Журавлей, сбиваюсь. Господин Бьякуя смеётся, на краткое мгновение уходит в дом и приносит свиток, зачитывает вслух эту легенду. Она красивая.
Хх.хх.хххх
Одеяло для одного.
И ледяная, чёрная
Зимняя ночь… О, печаль!
Господин Бьякуя оставляет эти стихи у изголовья постели и уходит, когда я ещё сплю. Я стараюсь написать ему в ответ что-то такое же изящное. Мои стихи – неудачные.
Хх.хх.хххх
Мы гуляли по берегу руки. Водная гладь и земля припорошены снегом, липким и мокрым. Я отстала ненамного, наклоняясь, чтобы коснуться его рукой, ощутить. И не заметила снежок, пролетевший мимо. Усталые и раскрасневшиеся возвращались домой.
Приятно после целого дня, проведённого на свежем воздухе, просто пить чай. Сменить промокшую одежду на сухую. Приятно видеть любимого человека счастливым.
В глубине дома родственница господина Бьякуи играет на цитре грустно и тоскливо.
Автор: Коробка со специями
Команда: Zombie Powder
Жанр: ангст, драма, первая любовь, все дела
Рейтинг: G
Персонажи: Йоруичи Шихоин, Куросаки Ичиго, Урахара Киске
Количество слов: 998
читать дальше
Нет, сперва Урахара думал, что Ичиго именно к нему таскается. Сначала Урахаре было смешно, потом он начал прикидывать, как это можно использовать в своих коварных замыслах, потом ему стало томительно и скучно. Скромный в своем самолюбовании, кандидатуры Тессая или — о ужас! — детишек он всерьез не рассматривал. Он даже хотел поделиться этой проблемой с Йоруичи, но что-то ему помешало.
Может быть, серьезность Ичиго.
Ичиго все делал серьезно и пафосно. По жизни он пер с основательностью танка, изукрашенного позолотой и королевскими гербами. К Урахаре он таскался тоже серьезно и пафосно. Приходил, садился на крылечко рядом, выдерживая расстояние в локоть, и смотрел так печально и мечтательно, что в кошачьей миске скисало молоко, а Йоруичи слетала с колен Урахары и с возмущенным мявканьем перемахивала через забор. После этого долго еще раздавался собачий скулеж и жалобные крики малолетней шпаны.
Однажды Урахара не выдержал. У него была заготовлена целая речь, он считал себя не только выдающимся исследователем, но еще и харизматичным педагогом. Речь была про дуру-первую любовь, прекрасных женщин и упоительный восторг гетеросексуальных связей. А под конец бы он сказал: «Да и вообще, Ичиго-кун, все это, конечно, хорошо, но единственный человек, о ком я думаю — это Йоруичи».
Проклятый Ичиго выслушал, не дрогнув лицом, а когда Урахара открыл рот, чтобы завершить лекцию финальной фразой, откашлялся и сообщил:
— Урахара-сан. Все это, конечно, хорошо, но единственный человек, о ком я думаю — это Йоруичи-сан.
На этом веселье закончилось.
Йоруичи, все это время дремавшая на верхней ступеньке, подняла голову, потянулась — и мягко вспрыгнула на колени Ичиго. Слишком мягко, машинально отметил Урахара. Засранцу стоит поберечь глаза. Ичиго смешался, поднял руку, чтобы ее погладить, и тут же отдернул, начал было что-то говорить — и замолчал. Глухо урча, Йоруичи топталась по его коленям, а потом поджала уши и полоснула Ичиго когтями по лицу.
Он не защищался, не попытался ее сбросить. Сидел, как мертвый, и свежие царапины набухали, сочась каплями крови. Урахара встал.
— Шел бы ты отсюда, — бесстрастно сказал он.
— Я, — медленно выговорил Ичиго и вытер рукавом кровь, — я вызываю тебя на поединок. Меч решит, кто достоин любви Йоруичи-сан.
— Ты все делаешь не так, — ответил Урахара, взял Йоруичи на руки — и тут же опустил на веранду. Йоруичи вздохнула, понюхала крыльцо и снова легла — только нервно подрагивал кончик хвоста.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал Урахара. Сел, надвинул на лицо панамку, замолчал.
«Ты ничего не понимаешь, и это очень хорошо», — подумал он, слушая удаляющиеся шаги и отголоски уличного шума.
Ичиго было пятнадцать, он был влюблен. В его мозгах, искрошенных Зангецу, перемолотых в фарш примерной учебой, охотой на пустых и чужими банкаями, что-то необратимо сдвинулось.
Он сошел с ума.
Перед ним по дороге пробегала черная кошка — и он чувствовал страшную боль в груди. А может, это был стояк. Он привык дрочить на ощущение черного меха, на когти, раздирающие лицо. Или это была женщина, смуглая и смешливая, медленно выходящая из воды. Но чаще черная кошка. Или кот. Черт, похоже, он стал зоофилом.
После занятий он шел к магазину Урахары, садился у ворот и ждал.
Ичиго никогда этого делать не умел, он всегда хотел всего и сразу. Банкай за три дня. Пройти сквозь Сейрейтей за неделю. Вернуться и обнаружить, что он всех защитил.
Теперь, сам того не желая, он невольно учился быть Урахарой. Урахара ждал сто лет, — говорил себе Ичиго, — а я буду ждать двести, тысячу, четыреста пятьдесят миллиардов — столько, сколько понадобится.
Река вынесет к моим ногам труп злейшего врага и любимую.
На восьмой день созерцания пыли, прохожих и редких машин Ичиго понял, что ожидание само по себе бесплодно.
Черная кошка его снов всю эту неделю теряла мех, пока не оказалась совсем голой, костлявой и жалкой, с тонким крысиным хвостом.
Ичиго поставил портфель на землю и распахнул ворота. Прошел по безлюдному двору, оставляя следы в пыли. Поднялся по ступенькам, невольно обходя то место, на котором любила лежать Йоруичи. Он умел быть чудовищно осторожным и нечеловечески быстрым. У него были хорошие учителя. Все-таки он вынес весь Сейрейтей и спас Рукию, и банкай за три дня, только это нифига не утешает.
За дверной перегородкой послышались голоса.
Ичиго замер, весь будто превратившись в тень; или он был зрителем на представлении театра теней, они ругались, и черный силуэт высокой женщины повышал голос, напирая, а черный силуэт мужчины в панамке хихикал, чесал затылок и не воспринимал всерьез. Темное, отвратительное злорадство на миг поглотило Ичиго — и когда он вынырнул, то почувствовал, что изменился.
Йоруичи что-то негромко сказала, и Урахара так же негромко ответил, и неожиданно схватил ее за плечи, встряхнул и дернул к себе. На какое-то мгновение Йоруичи приникла к нему — Ичиго затопила злоба, жалкая и ревнивая — тут же отшатнулась, ударила в челюсть коротким без замаха, разворот — и вот ее кулак летит к Ичиго, с треском прорывая бумажную перегородку, пальцы скрючиваются, хватают за шиворот.
Йоруичи шагнула вперед.
За ее спиной стоял Урахара, держался за щеку. Смотрел как-то странно, прозрачным, остановившимся взглядом. А потом тряхнул головой, широко улыбнулся, пряча глаза в тени панамки и восхищенно пропел:
— Боже мой, боже мой, женщина, проходящая сквозь стену.
Что-то в тебе умирает, когда ты так взрослеешь.
Урахара вышел на крыльцо.
Где-то в глубине дома хлопали перегородки и трещала одежда, что-то упало, покатилось. Раздался стон, следом засмеялись и зашептали что-то, сбивчиво и жарко.
Вообще, сегодня было жарко. Хороший солнечный день, подумал Урахара и сел на ступеньку. Мимо, басовито гудя, пролетела стрекоза, зависла прямо перед носом Урахары — и полетела себе дальше.
Спустя какое-то время звуки затихли. Спустя еще какое-то время из дома вышел Ичиго. Рубашка на нем была надета наизнанку, а сам он был встрепанный, помятый и размякший. На коже темнели пятна и царапины. Урахара хмыкнул. Ичиго молча постоял рядом, решительно уселся — расстояние строго в локоть — и похлопал его по плечу, мол, не обижайся.
Урахара кивнул, мол, что с тебя взять, и надвинул панамку на лицо.
Ичиго встал. Потоптался, почесал затылок, смущенно пожал плечами и шагнул во двор.
Сначала медленно и нерешительно, оглядываясь, но все быстрее и быстрее, потом он уже почти бежал, ничем не напоминая того спятившего от любви мальчишку, который, как вор, прокрался в магазин час назад.
Так не бегут даже от себя, подумал Урахара.
Неслышно ступая, из дома вышла Йоруичи, снова в привычном кошачьем обличии. Зевнула, потерлась боком и легла рядом.
Название: Доверься мне
Автор оригинала: incandescens
Ссылка на оригинал: springkink.livejournal.com/832390.html
Переводчик: answeraquestion
Команда: Грибы-Шинигами
Персонажи: Кьёраку Шунсуй, Хинамори Момо, Шунсуй/Нанао за кадром
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: упоминания БДСМ-практик
Количество слов: 794
читать дальше
Когда раздался стук в дверь, Хинамори всё ещё никак не могла перестать трястись. Она нервно отложила томик «Сто и один способ навести порядок на столе у вашего капитана» – эта книга всегда её успокаивала – и пошла взглянуть, кого там принесла нелёгкая.
Вид стоящего у порога капитана Кьёраку тоже умиротворению не способствовал. Тот выглядел небрежно, но не как всегда – словно провёл не меньше получаса в раздумьях, достаточно ли широко распахнуто косодэ – а так, как будто на самом деле одевался второпях.
– Э, – сказала Хинамори и принялась изучать пол у себя под ногами.
– Позволишь зайти, Момо-чан? – спросил Кьёраку.
– Э, – так же глубокомысленно ответила она и отступила в комнату, бормоча что-то о том, что в её запасах, к сожалению, никакого саке, кроме чая, нет, и, может быть, она быстренько сбегает и раздобудет что-нибудь соответствующее?
Капитан покровительственно похлопал её по плечу, закрыл за собой дверь и прошёл в комнату.
– Так вот, Момо-чан. Думаю, ты немного обеспокоена тем, что увидела, когда неожиданно вошла без стука...
– О! – воскликнула она. – Я ужасно сожалею! Я вовсе не хотела так бесцеремонно врываться! Но Нанао-чан сказала, что я могу вернуть книгу и обсудить прочитанное в любой момент, а я просто проходила мимо, решила заглянуть и совсем не собиралась мешать вашей... вашей... – Момо почувствовала, как её лицо снова заливает румянец.
– ...тренировке с целью развития навыков кидо, – мягко закончил Кьёраку.
Хинамори хлопнула глазами.
– Развития навыков кидо?
Он кивнул с серьёзным видом:
– Моя Нанао-чан очень смущается, если ей приходится тренироваться в присутствии других. Я вовсе не собираюсь критиковать её, но она из тех людей, кто предпочитает сперва довести до совершенства, а потом уж демонстрировать, и это, в том числе, касается и кидо.
Хинамори с облегчением почувствовала, как её сердцебиение приходит в норму и румянец потихоньку угасает. Разумеется! Как же она сразу не догадалась! Только вот...
– Капитан Кьёраку, – неуверенно спросила она, – мне приходилось читать и слышать о множестве самых разных методик в тренировках кидо, но я совершенно уверена, что ни одна из них не требовала применения кляпа...
– А, – он кивнул всё так же серьёзно, – это чтобы предотвратить безотчётное звукоиздавание. Очень полезная методика, чтобы обучиться выполнять кидо без предварительных инкантаций.
– О! – на Хинамори, кажется, снизошло просветление. – Значит, руки в запястьях связываются для того, чтобы исключить ещё и жестикуляцию? Конечно же!
Капитан Кьёраку снова кивнул:
– Моя Нанао-чан предпочитает даже не упоминать о своих тренировках.
– Вот только я не понимаю, зачем связывать ещё и локти, – заметила Хинамори.
– А, – капитан Кьёраку замялся так явно, что она уже почти решила, что он пытается что-нибудь выдумать по-быстрому. – Ну, ты же обратила внимание, что Нанао-чан стояла на коленях? Разумеется, это не только затем, чтобы ограничить ее перемещения и предотвратить непреднамеренные движения ступней, которые также могут повлиять на ход тренировки.
– Вы умеете применять кидо с помощью ног? – восхищенно переспросила Хинамори.
– Думаю, это возможно, – уклончиво ответил Кьёраку. – Но, в любом случае, колени тренирующемуся связываются для того, чтобы ускорить достижение необходимой степени концентрации. Вся суть этой методики развития навыков кидо заключается в том, чтобы погрузиться в высшее сосредоточение, чтобы ограничить любые другие возможности ощущать и двигаться, и таким образом достичь, э-э-э...
– Изменённого состояния сознания! – перебила Хинамори и снова смущённо покраснела. Но это же было так логично! – Вы так добры, капитан Кьёраку, что помогаете Нанао-чан!
Он кивнул, глядя на неё с умилением.
– Мне бы не хотелось, чтобы она навредила себе, используя эту методику без квалифицированного наблюдения. И точно так же мне не хочется, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление обо всем этом.
Хинамори снова опустила взгляд и пробормотала:
– Мне очень жаль. Я просто вошла, и увидела, и немного испугалась, а потом быстро-быстро захлопнула дверь.
Кьёраку похлопал ее по плечу.
– Тебе не о чем волноваться. Нанао-чан настаивала, что она сама объяснится с тобой, но я убедил её позволить мне уладить это дело. Уверен, у меня больше опыта в подобных разговорах.
Хинамори согласно кивнула и стеснительно уставилась на него.
– Капитан Кьёраку...
– Да, Момо-чан?
– Может быть... Вы бы... Вы не могли бы дать мне несколько уроков? – спросила она, нервничая.
Он помолчал, поправляя шляпу.
– О. Спасибо за доверие, Момо-чан, и лично я бы с удовольствием помог тебе, но, боюсь, что согласись я – и моя прекрасная Нанао-чан отрежет мне что-нибудь жизненно важное. Пойми, тебе пока ещё рановато таким заниматься.
Хинамори удручённо кивнула – чего-то в этом духе она и ожидала.
– Как бы там ни было, благодарю вас, – почтительно поклонилась она. – И спасибо, что пришли объяснить. Простите, что я... э... что у меня сложилось неверное впечатление.
– Ничего, ничего, Момо-чан, ты когда-нибудь ещё непременно осчастливишь какого-нибудь мастера кидо, – сказал капитан Кьёраку и откланялся, оставив раскрасневшуюся от похвалы Момо.
Альтернативная концовка:
Хинамори удручённо кивнула – чего-то в этом духе она и ожидала.
– Как бы там ни было, благодарю вас, – почтительно поклонилась она. – И спасибо, что пришли объяснить. Я просто в первый момент решила, что вы с Нанао-чан тоже практикуете БДСМ, как мы с капитаном Айзеном... Капитан Кьёраку? Капитан Кьёраку, вы чем-то подавились? Похлопать вас по спине? Почему вы не дышите? Может, вызвать медиков?..
Название: Ты пепел, я пепел
Автор: escuintle
Бета: Rudaxena
Команда: Bleashrooms
Количество слов: 978
читать дальше
- Прости меня, Ренджи.
- Не извиняйся. Все хорошо.
Черноволосая девчонка опускает свои тонкие руки и качает головой. Смоляные пряди разметались по плечам и прилипли к мокрым от слез щекам – она с силой проводит маленькой ладонью по лицу, убирая волосы. Поднимает голову, смотрит на Абарая своими огромными и грустными, как зимний вечер, глазами, открывает рот, чтобы что-то сказать, но замирает и, резко крутанувшись на носках, устремляется к выходу. Миниатюрная фигура тает и рассыпается пеплом – Ренджи же просто поворачивает голову и смотрит в окно на цветущие деревья, которые треплет непривычно хлесткий ветер.
Ему до сих пор хочется думать, что она извинялась за себя, но в глубине души Абарай понимает: она извинялась за него и его глупые надежды. Где-то совсем далеко, в самом нутре живого сердца, которое продолжает любить, отрицая реальность и не принимая оправданий. Будь то холодная руконгайская зима, или живая весна в Академии, или разноцветное сейретейское лето, которое они никогда не видели вместе, – все равно. И это самое горькое.
***
Ее фигура в слепяще-белом кимоно просвечивает через толстые прутья. Сгорбленная, сжавшаяся, с рассыпавшимися по плечам черными прядями она выглядит привычной, но какой-то совершенно чужой. Она выглядит подавленной и опустошенной, но кажется, что если Абарай сейчас услышит ее голос, то он будет звучать уверенно и твердо, как звучал всегда. Может быть, только где-то в его глубине и прошуршит тихая грусть, но и только.
- Эй, Рукия, - тихо зовет Ренджи. Звук тонет и практически сразу растворяется в густом воздухе, но Абарай знает, что она слышит. Но молчит.
Абарай хочет, чтобы она улыбнулась. Чтобы белое кимоно расцвело красками, наливаясь сочными бутонами ирисов, чтобы тесная клетка превратилась в бескрайнее поле и чтобы Рукия обернулась и протянула ему свою маленькую ладонь. Он бы сжал эти пальцы, чтобы никогда больше их не отпускать, и тоже бы улыбнулся.
Но вместо этого он может только стоять, прислонившись спиной к ледяной решетке, и слушать ее размеренное дыхание. Журить себя за то, что мог сделать, но не сделал, и за то, чего сделать не мог вообще. За то чувство, которое до сих пор жжет сердце, за руконгайские вечера и тот разговор в Академии, когда она, казалось бы, навсегда ушла из его жизни. За все. Ренджи думает, что не сделал ничего тогда, не сделал и сейчас. Ренджи думает, что он очень жалок.
- Ренджи… - тихо начинает она, и он, вздрогнув, оборачивается, - Я…
***
- Капитан просто садист. Натуральный. Ты бы видела, какую гору отчетов мне приходиться заполнять еженедельно!
- Да ладно тебе. Зато в отряде порядок. И вообще, нии-сама хороший, ты просто плохо его знаешь.
- Это с тобой он хороший. Кучики-брат и Кучики-капитан – разные люди. Он как посмотрит, так…
- Ренджи.
Абарай замолкает и с опаской переводит взгляд на подругу. Рукия опускает голову так, что густые темные пряди падают на лицо, закрывая ее глаза. Лейтенант почему-то вспоминает тот день в Академии, затем глухую темницу, но с силой гонит эти мысли. Хочет взять Кучики за руку, даже протягивает ладонь, но вовремя отдергивает. Ни к чему.
- Что?
- Мне снова придется уйти на грунт.
Маленькая шинигами резко выпрямляется, поднимает голову и смотрит на Ренджи своими пронзительными глазами. В них читается решительность, даже злость, и только на глубине легкими волнами плещутся сомнение, сочувствие и горькая, сильная грусть. Абарай делает вид, что не замечает и ответ смотрит так же резко, унимая слабую дрожь, прокатившуюся по ладоням. Качает головой. Улыбается.
И никаких эмоций.
- Хорошо. Передавай от меня привет Куросаки.
- Передам. Спасибо, Ренджи.
Она встает – как-то медленно, механически, согнув спину, – и тихими, почти невесомыми шагами начинает идти в сторону Сейретея. Полуслепое солнце уже садится за горизонт – вода в старой речушке окрасилась в ржаво-красные, кровавые тона. Абараю кажется, что если он обернется, то увидит Кучики такой же – ярко-алой, горящей, словно феникс, рассыпающийся на легком ветру. Он оборачивается. Выискивает ее взглядом, но Рукия уже ушла. Опять. В воздухе остался только запах горького пепла и жар красных лучей заката.
***
- Абарай-сан, совсем ты себя загонял.
Ренджи оборачивается: в дверном проеме силуэтом возникла фигура Урахары. Наглый торговец лукаво улыбался, сжав в шершавых ладонях надоевший веер. Увидев его, лейтенант только фыркнул и усерднее принялся сметать пыль с крыльца. Киске наблюдал за ним где-то с минуту, подхихикивая и усмехаясь. Затем замолчал, покачнулся на носках и вымученно вздохнул.
- Если ты хочешь отвлечься, то это не поможет.
Абарай остановился. Деревянная метелка с глухим стуком выпала из разжатых пальцев и покатилась по крыльцу. Заметив этот жест, торговец в полосатой панаме расхохотался и усиленно замахал веером. Ренджи кажется, что шепот ветра вторит словам Киске, но он гонит эти мысли, пытаясь хоть прийти в себя после осознания чужой проницательности. А Урахара только снова усмехается, легко опускает ладонь так, что веер безвольно виснет в пальцах, разворачивается и делает шаг в комнату.
- Любишь ее? Любишь. Большего и не нужно. Просто иди и скажи.
***
Они стоят посреди раскуроченного пепелища Каракуры и молча смотрят друг другу в глаза. Вокруг пахнет гарью и смертью, но лейтенант думает, что не найдет лучшего времени, чтобы признаться. Ему кажется, что если он не скажет этого сейчас, то не скажет никогда, поэтому он просто качает головой, вздыхает и решительно протягивает ладонь, чтобы взять Кучики за руку. Маленькая шинигами непонимающе смотрит на него своими блестящими глазами и машинально сжимает тонкие пальцы, касаясь самыми подушечками шершавой ладони. Это придает смелости. И сил.
- Рукия. Я…
- Сейчас не совсем подходящее время, Ренджи.
- Сейчас самое подходящее время, Рукия.
Секунда молчания. Две. Кучики закрывает глаза, чтобы через мгновение широко распахнуть их, услышав слова, которые она ждала столько лет.
- Я люблю тебя.
Звук его хриплого голоса разливается по выжженному городу, прокатывается по воздуху, звенит у нее в ушах. Рукия на секунду улыбается, крепче обхватывает его большую ладонь, но тут же отпускает её и плотно сжимает губы.
- Знаю. Но… Прости меня, Ренджи.
Тонкая маленькая фигура поворачивается к нему спиной и делает несколько шагов вперед. Невесомо. Абарай ошалело смотрит на узкую спину, и ему кажется, будто бы Рукия рассыпается пеплом. Как тогда, когда она уходила от него в Академии, и тогда, когда уходила в Сейретее. Начиная от миниатюрных ног и заканчивая черной макушкой. Она становиться пеплом, изгоняющим все из памяти. Пеплом становится и он сам, вместе с чувствами, мыслями и заглохшим сердцем.
Ренджи понимает, что, как и тогда, она извиняется за него и его глупые надежды. За то чувство, которое не смогли вытравить годы, на которое она не смогла ответить. Лейтенант опускает взгляд вниз: его пальцы медленно, начиная с кончиков, рассыпаются едким серым пеплом. Последнее, что он помнит, – ее растрепанная темная макушка и тихий, сильный голос.
Все правильно. Ты пепел, я пепел.
Название: Дневник
Автор: Inserta
Команда: А зомби зомби зомби
Рейтинг: pg
Пейринг: Бьякуя/Хисана
Жанр: закос под японский дневник
Саммари: Многие благородные женщины вели записи о своей жизни, почему бы и Хисане Кучики не делать этого?
Дисклаймер: всё принадлежит Кубо, стихотворение - Басё, идея многих записей - известным "Запискам у изголовья", фольклор - японскому народу.
Количество слов: 973
читать дальше
Хх.хх.хххх
Некоторое время я провожу в библиотеке: дневники уважаемых женщин клана – чтение приятное и познавательное. Мне подумалось, что и мне стоит записывать в тетрадку всё, что со мной происходило, происходит, всё, что меня может заинтересовать. Господин Бьякуя подарил мне одну такую: он учит меня грамоте, так называемой изящной словесности. Многие иероглифы очень сложные, их трудно запомнить, но учёба занимает все мои мысли, и у меня не остаётся ни сил, ни времени думать о чём-то другом.
Нужно написать что-нибудь о Руконгае, но я почти не помню ничего – воспоминания размыты. Лишь нищету, пыль и озлобленных людей. В районе, где я жила, была река. Да, с мутной, жёлтой водой, невкусной, но совершенно бесплатной.
Моё недавнее существование не заслуживает внимания.
И вместе с тем Руконгай – место, где я встретила господина Бьякую.
Он оказался там, по его словам, совершенно случайно. Я ему верю, потому что Инадзури слишком далеко от белых стен Сейретея. Так что это чудо, что господин Бьякуя оказался там… а одна ослабевшая девушка обратилась к нему с мольбой дать напиться. Река обмелела от невыносимой жары и засухи, в ней было слишком много песка. Девушка ждала от него обидных слов, что обычно сыпались на неё со всех сторон – от хозяина, у которого работала, от торговцев водой. Не знаю, что привлекло господина Бьякую, что двигало им, когда он протянул свою флягу, а затем и руку.
Я буду помнить Инадзури таким, каким он остался, когда я его покинула: жарким, пыльным, с обветшалыми строениями, лишенным надежды.
Хх.хх.хххх
Ночью господину Бьякуе не спалось. Он думал, что я сплю, осторожно отодвинул фусума – из тонкой-тонкой рисовой бумаги – и вышел в сад. Я не знала, будет ли мне прилично выйти за ним, поэтому лежала тихо, боясь даже открыть глаза.
Cама не заметила, как уснула.
Хх.хх.хххх
Однажды вечером господин Бьякуя рассказывал мне о старейшинах клана. Я подливала ему саке и внимательно слушала. Господин Бьякуя напоминал мне несправедливо обиженного мальчишку. Он поведал мне довольно забавную историю из своего детства, когда старейшины считали, что один из родственников господина Бьякуи недостоин своей фамилии. Господин муж мой заступился за незнакомого мне родственника только потому, что считал совет старейшин напыщенными идиотами. «Сейчас же, – добавил он, – я бы не пошёл против семьи ради него». Потом он спросил, занимаюсь ли я изучением новых кандзи. Когда я попыталась показать свои записи, он мягко отвёл обшитую тканью тетрадь в сторону, накрыл мои руки ладонями и пообещал мне, что мои записи – это только мои записи, и никогда его глаза не увидят их.
Утром господин Бьякуя тщательно собирался на свою службу. Завязывая пояс хакама, он шептал на ухо, что его жизнь без меня была бессмысленна. Отстранившись, он сказал, что вернётся поздно, попросил не ждать его.
Без господина мужа моего странно засыпать. Слишком много звуков: скрипят татами, шелестят ветви деревьев, непонятные шорохи доносятся из глубины дома. Страшно.
Я жду с твёрдой решимостью дождаться господина Бьякую. Я сижу на веранде, поставив рядом светильник.
Ночной сад прекрасен. На полной луне пекут сладости кролики. Цветущая слива отражается в пруду, на поверхности которого иногда расходятся круги – крупные карпы тревожат ночное спокойствие.
Хх.хх.хххх
Пожилые люди вызывают уважение. Я старалась всегда отдавать с трудом добытую воду немощному старику, который вот-вот должен был уйти на перерождение. Я встретила его вскоре после того, как оставила маленькую сестру. Старик был добр и позволял жить у него дома. У него была замечательная открытая улыбка и морщинки в уголках глаз. Он рассказывал о жизни в Руконгае, о том, какую бы хотел прожить жизнь после перерождения. Все его мечты сбылись, иначе просто быть не может.
Весь день провела в компании одной из родственниц господина Бьякуи, величественной женщины с высоко поднятой головой, открытым лбом и злыми глазами. Мы вместе пили чай с ёкан. Она неторопливо ела сладости – мне никогда не понять. У неё никогда не пытался отнять еду более голодный. Родственница – дама почтенная, она берёт палочками кусочки мармелада. Это выглядит изящно.
Она говорила о величии клана, о важной роли господина Бьякуи, обо мне. Ни одного плохого слова, но такое ощущение, что таким образом она выговаривает мне, что я здесь лишняя. Я улыбалась и кивала.
Родственница господина Бьякуи учила меня, как быть хозяйкой в таком большом поместье. Её и приставили ко мне в качестве наставницы.
Я слушала её и вспоминала того старика.
Господин Бьякуя в своём отряде задержится на целую неделю. Без него одиноко.
Хх.хх.хххх
Выпал первый снег в этом году.
Я сижу на веранде, любуясь крупными хлопьями, которые, танцуя, укрывают сад, сохранивший ещё яркие алые и жёлтые листья, пушистым покрывалом. Сочетание красных клёнов, кипенного снега и насыщенной зелени завораживает.
Господин Бьякуя принёс ещё одну накидку для меня и сел рядом.
— О чём думаешь? – спросил он.
О всяком, хотелось ответить мне. Я протягиваю ему руку, которую он сжимает в своих ладонях.
— О зиме, – говорю я. – Оказывается, снег красивый, если смотреть на него, находясь в тепле.
Ладони господина Бьякуи горячие, он рассеянно поглаживает мои запястья.
— О нашей встрече, – добавляю. – О белых стенах Сейретея.
Господин Бьякуя улыбается, притягивает меня к себе так, что я оказываюсь на его груди. Закрываю глаза, мне хочется сказать ему, что ещё я думаю о брошенной сестре. Но боюсь. Поэтому рассказываю ему услышанную в Руконгае сказку-легенду про храм Белых Журавлей, сбиваюсь. Господин Бьякуя смеётся, на краткое мгновение уходит в дом и приносит свиток, зачитывает вслух эту легенду. Она красивая.
Хх.хх.хххх
Одеяло для одного.
И ледяная, чёрная
Зимняя ночь… О, печаль!
Господин Бьякуя оставляет эти стихи у изголовья постели и уходит, когда я ещё сплю. Я стараюсь написать ему в ответ что-то такое же изящное. Мои стихи – неудачные.
Хх.хх.хххх
Мы гуляли по берегу руки. Водная гладь и земля припорошены снегом, липким и мокрым. Я отстала ненамного, наклоняясь, чтобы коснуться его рукой, ощутить. И не заметила снежок, пролетевший мимо. Усталые и раскрасневшиеся возвращались домой.
Приятно после целого дня, проведённого на свежем воздухе, просто пить чай. Сменить промокшую одежду на сухую. Приятно видеть любимого человека счастливым.
В глубине дома родственница господина Бьякуи играет на цитре грустно и тоскливо.
Вопрос: Которая из работ нравится более прочих?
1. Упоительный восторг гетеросексуальных связей | 45 | (34.35%) | |
2. Доверься мне | 31 | (23.66%) | |
3. Ты пепел, я пепел | 19 | (14.5%) | |
4. Дневник | 36 | (27.48%) | |
Всего: | 131 |
Плюсы. Теоретически оригинальная задумка и редкий пейринг - Ичиго/Йоруичи. Претензия на юмор.
Минусы. Но исполнение скомканное и непонятное, с претензией на юмор. Больше, честно говоря, похоже на некий план. Будь возможности развернуться побольше, могло бы и выйти что-то. Средне. Не понятно, понравилось или нет. Чего-то фику не хватает.
Хотя живенько, да...
Доверься мне
Если в первом фике юмор был хоть какой-то сносный, то тут совсем что-то не так. Опять же, задумка в принципе ничего; переборщили с попыткой схохмить и обыграть наивность Хинамори. А если взять альтернативную концовку, выглядящую совершенно лишней к слову, то обыгрывается известный арт, где Момо со страпоном. Наверное
Вердикт - не понравилось.
Ты пепел, я пепел
Ангст вперемешку с розовыми жидкими субстанциями. Вызывает ощущение, что все притянуто за уши. Статично и несмотря на цветистость текста эпитетами и метафорами картонно. Утонула в ангсте и в переплетений метафор, не уловив за всем этим смысла, ради чего было таки это написано.
Дневник
Выглядит отрывками чего-то большего, просто обрывками. Отрешенно. И самого персонажа (как и пейринга) почти нет. Штампованность образа светит из всех щелей, написать что-то новое в пейринге - почти что нереально. Форма - интересная, упор именно на культуру Японии, на традиции. Но малопонятная.
Концовка - размыта и недосказанная. Впечатление - ровные.
Не то. Т.е. это хорошо в своей правильности, но: слишком много красивостей и повторов. Причём если тут хотели применить приём осознанного повторения, дабы усилить акцент на деталях, то ошиблись: слова не на своём месте, они не выделяют то, что надо бы, лишь задают больше неровностей. Явный перебор с "пеплом" – зря вы так усиленно намекаете читателю на своё видение этого пейринга, читатель не дурак и понял всё с первых строк, => последующие повторы неуместны. Можно было и иначе сказать, и вообще создаётся ощущение, что текст толком и не бечен.
Здорово сквикнуло на моменте, где Заметив этот жест, торговец в полосатой панаме расхохотался и усиленно замахал веером – не Урахара это. До этого и после этого – да, он, но вот тут резко выбивается со своей линии.
Не знаю, что ещё сказать. Я люблю пейринг, мне нравится линия фика, но вот её исполнение оставляет желать лучшего. Было бы оно продуманнее - потянуло бы на твёрдую четвёрку, а так...
Это действительно хороший текст.
Лорд Нефрит, самое интересное, Нидзё не использовала. Вдохновлялась "Записками у изголовья" и еще одним малоизвестным дневником. Но после вашего коммента, пошла Нидзё читать)
Aizen S, спасибо)))
ЗЫ А все равно считаю, что текст мало что интересное представляет. Идея-то хорошая, а вот слов и времени на достойное исполнение)))