22.12. Вторая арка

[zomash]

Название: Один из одиннадцатого
Автор:  Торетти
Бета:  Rudaxena
Команда: Bleashrooms
Количество слов: 1101


«Сильный не должен быть злым».
А это и не была злоба, просто азарт битвы, радостный оскал во всю пасть — это одиннадцатый отряд, начиная с нового капитана. Если Зараки Кенпачи несётся в бой, счастливо хохоча во всю глотку, то с чего бы остальным шинигами скромно пятиться? Вон Иккаку тоже скалится, как бешеный, и даже Юмичика улыбается, пусть мягко и деликатно, но с той же мерой радости. Зато потом можно и добрым побыть. Как капитан. Иначе с чего бы таскать на плече малявку?

Один шинигами из одиннадцатого отряда дружил с Ренджи и вместе с остальными провожал его в шестой отряд. Нагло улыбался Кучики-тайчо, всем своим видом обещая: весь одиннадцатый отряд придёт разбираться, если там что с рыжим случится нехорошего. Получал нагоняи от Зараки и от него же — одобрительные похлопывания по плечу. Носился, как ненормальный, наслаждаясь каждой секундой жизни, и яркое синее небо было символом этой свободы — такое же яркое, как выкрашенная в пронзительно синий цвет прядь волос. Кусок неба, который всегда с собой…

Один шинигами из одиннадцатого отряда успел хлебнуть самый первый пьянящий глоток восторга хорошей схватки, и отравился им навсегда. Отравился до глубины души, до самой мелкой частички рейяцу. Ему просто не повезло, некому оказалось прикрыть спину в бою, а холлоу было слишком много, но даже и тогда последним криком был не вопль ужаса, а ликующий рык воина, который смог в очередной раз победить.

Один шинигами из одиннадцатого отряда валялся на ледяном песке, не чувствуя собственного тела, и, что страшнее, не находил ни единого воспоминания о себе и своей жизни. Из всех ощущений осталась только сладкая отрава восторга битвы, от неё загорались глаза, в горле начинало клокотать от сдерживаемого крика:
— Ну, кто? Кто рискнёт?
А никто не рисковал, все слабее, жертвы, жертвы, слабаки…

Один шинигами из одиннадцатого отряда буквально озверел. А что он мог ещё сделать, беспамятный?..

* * *

— Кучики-тайчо…
Капитан шестого отряда практически не пошевелился, просто поднял взор на своего лейтенанта, который, в общем-то, вписывался в картину его мира… Ну хорошо, теперь без этого неугомонного и упрямого руконгайца жизнь стала бы слишком непривычной. Сейчас Ренджи смотрел на него и явно томился каким-то вопросом, раз уж решился отвлечь своего капитана от работы.
— Вас что-то беспокоит, лейтенант Абарай?
Тот удручённо кивнул, помедлил и выдал фразу, от которой у капитана дёрнулась бровь.
— Когда мы убиваем пустых, души освобождаются и могут возродиться снова. Этому нас учили в академии. Меч шинигами смывает все грехи, совершённые человеком после смерти… Можно ли почувствовать, чья душа рядом, если она под маской пустого?
Бьякуя внимательно наблюдал за своим лейтенантом, который явно был подавлен и встревожен, ровно и спокойно проговорил:
— При достаточно высоком уровне духовной силы, полагаю, можно.
Абарай изменился в лице и принялся усердно шуршать бумагами. В этот припадок показного трудолюбия капитан не поверил ни на минуту.
— Ты был знаком с этим арранкаром, которого победил?
— Он сказал, что его зовут Ильфорте Гранц. Я никого не знаю с таким именем.
— Это не показатель.
— Потому и пугает. Нет, я его не знал, но где-то рядом… мелькнуло что-то надёжное, знакомое, старое… я не могу объяснить.
— Не нужно объяснять, я всё понял. Ренджи, посмотри на меня.
Абарай послушно поднял голову, глядя в спокойно-равнодушные серые глаза. За время, проведённое рядом с капитаном, он научился различать в них оттенки эмоций. Сейчас там таилась застарелая боль, разглядеть которую было не так уж и просто.
— Когда я встречу бесконечно дорогую и близкую мне душу, я её узнаю. В любом облике. В любом, Ренджи. И без колебаний обнажу занпакто, если этот облик будет нести смерть. Потому что мы не убиваем, а освобождаем. Дать свободу душе, порабощённой звериными желаниями – это благородная задача.
— Я понял…
Абарай вышел с таким искажённым лицом, что Бьякуя понял: лучше бы лейтенанту не встречаться в бою с тем, кого он узнал. Может что-то дрогнуть в груди, покажется, что сможет спасти так, разбудить память, заставить вернуться, обратить вспять неумолимый закон, по которому выгорают души под тяжестью жадной пустоты. Нет, это недопустимо.

Спустя небольшое время Кучики-тайчо с некоторым изумлением и даже растерянностью обнаружил, что сам он ни черта не из стали, и не из куска льда. Когда Рукия и Абарай подошли к нему и начали рваться в Уэко Мундо, чтобы прийти на помощь временному шинигами и его друзьям, Бьякуя смог только отпустить и напомнить, чтобы взяли плащи. И отправиться следом.

* * *

«Сильный не может быть злым. Но я не злой, я просто пьяный. Власть будет моей, а тот, кто сейчас на троне Лас-Ночес, не может претендовать на титул владыки. У него даже улыбка какая-то бесхребетная, растягивает резиновые губы, смотрит щенячьими добрыми глазами… По какой такой странной ошибке этому шинигами досталась такая сила, что давит на плечи, заставляя едва ли не распластываться на холодном каменном полу? Не иначе как ошибка».

Шестой Эспада, Гриммджоу Джаггерджак, постоянно чувствовал себя голодным. Нет, с едой всё было в порядке, голод был по другим вещам, не менее важным, чем пища. Ему не хватало опьянения битвой, поэтому так кстати пришёлся визит Куросаки на эту сторону реальности. Потому и нянчился с этой глупой девчонкой, которая вернула ему руку, — в благодарность и за руку, и за наметившуюся драку. Не было бы здесь этой девицы, припёрся бы разве Куросаки? Да за такое можно было бы и Улькиорру отловить где-то в коридоре и расцеловать. Заодно и поржать над тем, как тот будет корчиться и кривиться, с отвращением вытирая щёку. А морда у Шиффера такая белая, как будто кто-то долго возил его по чисто выбеленной стенке Ночеса. И кривится он смешно: в уголках губ появляются две еле заметные складочки, и всё. Для существа с нормальными эмоциями это всё равно, что полчаса вопить и материться, отплёвываться и отмываться спиртом.

Нет, определённо, пришли хорошие времена и в этот всеми богами забытый мир. По ветру только грива синяя металась, соперничая густотой цвета с фальшивыми небесами, била по щекам, подгоняла. И голод наконец-то постепенно успокаивался, придавленный азартным предвкушением боя. Можно было и добрым побыть, ведь смог вытащить рыжую девчонку, хоть она и хныкса, — чтобы Куросаки подлатала… Когда он, скалясь от счастья и пятная песок своей кровью, на всю катушку отрывался, допьяна вдыхая горячий воздух битвы. Не помня ничего, не жалея ни о чём, Гриммджоу глотал, давясь и отфыркиваясь, настоящую жизнь. Жаль только, что из ран она вытекает быстрее, чем успеваешь как следует глотнуть…

Не хватало только одного, чтобы стать счастливым и свободным. Наотмашь бьющая взрывная рейяцу, перекрывающая даже форму пустого Ичиго, вкусная и хмельная. Добивающая того, кто и так уже почти погиб.

— Капитан…
Он ещё пытался встать, воинственная улыбка лишь немного потеряла буйность, но его вжимало в пески Уэко Мундо, и кандалами спадали совершённые в этой форме грехи. Ренджи решил, что ему тогда почудилось, Зараки за своей силой и не заметил. Никто не провожал Гриммджоу, и никто не видел, как вернул себе свободу один шинигами из одиннадцатого отряда. Чтобы однажды вернуться.


Название: Совершенное оружие
Автор: Erring
Команда: Zombie Powder
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Персонажи: Урахара, Ишшин, Йоруичи
Саммари: вольная фантазия на тему того, кто стоит за Айзеном и почему Урахара, Ишшин и Йоруичи пришли позже
Дисклеймер: все принадлежит Кубо
Количество слов: 1200


Цикады печально трещали за окном старого дома, и в темноте ночи их стрекот звучал траурным маршем.

В доме было три комнаты. Две из них стояли пустые, промерзшие. Даже жаркой летней ночью в них не было ни капли тепла. Еще одна, самая крошечная, на первый взгляд казалось обжитой. Ее освещал свет множества мониторов, на небольшом столе стояла непочатая бутылка саке. Но в действительности комната ничуть не отличалась от своих сестер: на мебели толстым слоем лежала пыль, студеный пол не отличался чистотой, то тут, то там виднелись следы мышиных лапок. На такой домишко позарятся разве что бродяги.

— Бродяги, слышишь, Урахара? — Ишшин закашлялся от пыли. — И это ты называешь, подожди, дай-ка вспомнить словечко… О, «конспиративным убежищем»?

— Куросаки, а что тебя, собственно, не устраивает? Конспиративнее некуда, между прочим. Видишь, саке с прошлого раза осталось, никто не тронул.

— Побрезговали. Я бы на их месте тоже.

— Но ты же не на их месте, — Киске достал из-за пазухи газету, расстелил рядом со столиком и сел.

— И то верно, — Ишшин пожал плечами, забрал протянутые Урахарой остатки газеты и сел рядом. — Куда ты дел пульт управления?

— Где-то на полу. Посмотри сам.

Куросаки с сомнением покосился на Урахару, нагнулся, пристально рассматривая пространство под столом.

— Фу, какая гадость. Бедная мышка окочурилась от голода прямо рядом с куском черствого сыра. Хорошо хоть не на пульте управления. Есть в жизни чудеса, — Ишшин достал пульт и нажал на кнопку включения. Белый шум на экранах тут же сменился изображением. Поначалу мутное, оно приобретало отчетливые очертания Уэко Мундо.

— Преотвратненькое местечко, — прокомментировал Куросаки, когда на экране промелькнул очередной Пустой, выглядевший как гигантский слизень.

— И не говори, — согласился Урахара, поморщившись. Он ловким движением руки откупорил бутылку с саке, разлил его по предусмотрительно принесенным с собой рюмкам. — Но для последней битвы ничего так. Мрачненько, пустенько. Как раз в стиле Главного Злодейства. Кстати, ты видел замок Айзена?

— Да, и у меня сразу возникли мысли о компенсации с сублимацией. Как здесь переключить на Ичиго? — Куросаки взял протянутую рюмку.

— Дай сюда, я сам переключу. А то у вас с твоим сыном один способ решения проблем: силовой.

— Правильно! Простейший способ устранить неприятность — ликвидировать ее причину.

— Куросаки, самый простой путь не всегда самый лучший. А немотивированное проявление агрессии признак тяжелых психических расстройств, — Урахара нажал на пульте управления пару кнопок. Ничего не произошло. — Да что ж такое! Не день, а недоразумение.

Урахара постучал пультом об колено, об стол, снова что-то нажал. Когда на экране монитора, наконец, возникло изображение Ичиго, Киске с удовлетворением кивнул, проигнорировав несмешливую улыбку Ишшина. Точнее, попытался проигнорировать.

— Смотри телевизор, пей саке и не действуй мне на нервы, — Урахара надвинул шляпу на глаза и принялся следить за событиями в Уэко Мундо.

— Это же Гриммджо? Он хорош. Очень хорош. Как думаешь, Ичиго справится?

— Куда ж он денется. Может, как обычно? — Урахара снял шляпу, положил ее на стол и вопросительно посмотрел на Ишшина.

— Как обычно? Ты имеешь в виду пари?

— Именно.

— На результат битвы? — уточнил Куросаки, задумчиво потирая подбородок.

— Результат и так ясен. На него неинтересно, — отмахнулся Урахара. — Давай на время. Сколько, по-твоему, протянет арранкарский котенок?

— И какие ставки? — в глазах Ишшина зажегся азартный огонек. Пари было заманчивым, чертовски заманчивым. Но прежде чем ввязываться в авантюру стоило узнать, чем рискуешь. — Ты что-то задумал, так ведь? Иначе бы не предлагал.

— Выигрываю я, ты соглашаешься на небольшой эксперимент. Выигрываешь ты, я неделю помогаю тебе в клинике на добровольных началах.

— Что за эксперимент?

— Потом узнаешь. Ты мне не доверяешь?

— Нет. Урахара, после твоего последнего эксперимента у меня вместо сына кандидат на роль совершенного оружия в борьбе с исчадиями Ада. Причем «исчадиями Ада» в буквальном смысле.

— Что ты ворчишь? Кто-то же должен мир спасать. Гордись, что тебе повезло стать отцом такого человека. И скажи спасибо, что не матерью. Ты, к слову, зря тогда не согласился. Было бы столько новых впечатлений, прекрасный опыт.

— Что же ты сам отказался?

— Я ученый, и утренняя тошнота не пошла бы на пользу моей умственной деятельности, — уклончиво ответил Урахара.

— Чему, прости? Нет у тебя никакой деятельности. Особенно умственной. Но вернемся к условиям эксперимента. Не сочти меня невежливым, но моя подозрительность оправдана.

— Это всего лишь новый гигай, слегка усовершенствованный. Есть одна тонкость, конечно.

— Я догадался, — Ишшин хмуро смотрел на экран, наблюдая за битвой Ичиго. Зрелище было не для слабонервных.

— По моим расчетам, гигай обладает способностью в короткие сроки залечивать смертельные раны. Но чтобы убедиться наверняка, нужно проверить на практике. Для этого мне нужен доброволец со смертельными ранами, — Урахара обезоруживающе улыбнулся, всем своим видом показывая, что, в общем-то, штука пустячная, волноваться, сами понимаете, не о чем.

— Ты предлагаешь нанести мне парочку, а лучше десяток тяжких телесных повреждений — и я не про физическое тело, как ты понимаешь — а потом запихнуть в неиспробованный гигай и посмотреть, что получится? — Ишшин на секунду отвлекся от захватывающего поединка и с недоверием посмотрел на Урахару.

— Да.

— По рукам, — Куросаки расплылся в довольной ухмылке. — Но в клинике, в случае моей победы, ты будешь исполнять обязанности младшего медицинского персонала. Медбратьев у меня, знаешь ли, не хватает.

— А медсестер? — хитро спросил Киске, прищурившись.

— Даже не начинай. У меня тут сына убивают, а ты предлагаешь мне обсудить девочек. Нет уж, обойдешься. Мне мои моральные устои не позволяют.

— А пари на собственного сына заключать эти устои тебе позволяют? Так что там про медсестер?

— В моей жизни была только одна женщина!

— А остальные мужчины, — закончил Урахара мысль Ишшина.

— Да иди ты, — вяло отмахнулся Куросаки и залпом допил налитое саке.

Когда ставки были сделаны, рулетка запущена, и пути назад больше не было, у Ишшина возникло подозрение, что, наверное, исход битвы до конца не определен. Ичиго приходилось все хуже и хуже.

— Ты уверен, что нам не следует отправиться в Уэко прямо сейчас?

— Куросаки, что у тебя за шило в одном месте? Не терпится погеройствовать? У вас, похоже, это семейное. Сиди, отдыхай, сил набирайся. Они тебе еще, между прочим, пригодятся. Пока, насколько мы можем видеть, все идет по плану. Гриммджо делает из нашего мальчика отбивную. Ичиго позволяет обращаться с собой как с мышкой. Что в этом нового? Ты битву с Зараки вспомни.

— Там пострашнее было, — признал Ишшин. — Зараки он суров. Да и Ичиго тогда слабее был.

— Не переживай. Сейчас мальчишка получит парочку травм, не совместимых с дальнейшей жизнью, все пятнадцать лет существования промелькнут у него перед глазами, он вспомнит маму, папу, Пикачу, и, считай, дело в шляпе. Прощай Гриммджо, не радоваться тебе больше марту.

— Урахара, скажи мне, ты что-то имеешь против семейства кошачьих?

— С чего ты взял? — недоумению Киске не было предела. — Подумаешь, орет одна тут под окнами. Знаешь, вредная такая.

— И тебе привет, — поздоровалась Йоруичи, спрыгивая с подоконника. — Прохлаждаетесь?

— Тебя ждем, — Ишшин достал из рукава третью рюмку и протянул Шихоин. — Присоединишься?

— Да уже все самое интересное закончилось, — Йоруичи кивнула на экраны, где Ичиго только что помешал Нноитре убить Джагерджека.

— Все самое интересное только начинается, — пообещал Урахара. — Нам же нужно сделать из мальчика мужчину, из неопытного война профессионального бойца? Пусть Айзен послужит этой благородной цели. А то сами знаете, в Аду революция назревает, милые ребята оттуда полезут к нам. Надо их встретить должным образом.

— И для этого нам нужно совершенное оружие, роль которого выполнит Ичиго. Помню я все, — пробормотал Ишшин, наливая себе еще саке. — Поэтому сидеть нам тут и смотреть, как его убивают, а после сделать моему сыну еще больнее. И так пока он не достигнет вершин. Разумеется, ради наивысшего блага, чтобы, так сказать, филиал Ада не открылся на Земле.

— Если ты думаешь, что нам это нравится, то ты ошибаешься, — Йоруичи вздохнула. — Но выбора нет.

— Или тебе хочется встретить всякую гадость без возможности противостоять ей? — спросил Урахара. — Умереть во цвете лет и переродиться где-нибудь в Южной Африке в одной семье с Айзеном? Сестренками-близнецами?

— Спасибо за образ, — Ишшин скривился. — Он мне теперь в кошмарах сниться будет. Подождите, а кто это там на экране?

— Улькиора. Наш следующий кандидат на выбывание. Еще одно пари? — жизнерадостно предложил Урахара.

Над городом поднималось солнце. Цикады давно замолчали. Мир катился в тартарары, и часть его обитателей начинала получать от этого несказанное удовольствие.


Название: Реки памяти
Автор: Amari-Sugizo
Команда: А зомби зомби зомби
Категория: джен
Персонажи: Орихиме, Хогиоку, арранкары
Жанр: ангст
Дисклеймер: © Kubo Tite
Количество слов: 1814


Она была тут уже не раз, и этот зал могла бы описать по памяти не хуже, чем собственную комнату в такой далекой теперь Каракуре. Да и что описывать: все белое, куда ни глянь, потолок теряется в высоте, и необъятное пространство давит, как оказалось, хуже тесных стен любого чулана. Это просто Лас Ночес – и она привыкла, сама этого не заметив.

И впервые оказалась здесь одна. В огромном зале, где был пустой трон и невысокая колонна, скромная на вид – а взгляда от нее не оторвать, как ни пытайся. Вместилище Хогиоку.

Орихиме зябко поежилась, обнимая себя за плечи. «Жди Айзена-сама», – приказал Улькиорра, перед тем как исчезнуть. Айзен наверняка должен был вот-вот появиться, и это безумие – так рисковать. И единственный шанс. Уничтожить Хогиоку – она же обещала.

Пальцы дрожали, совсем заледенев и не согреваясь от дыхания. Здесь не было холодно или жарко, на самом-то деле, здесь было... никак. А озноб все колотил изнутри.

«Я смогу».

Запоры отомкнулись на удивление легко, повинуясь лишь движению руки. И заблестело серебристо-фиолетовым, не светом будто ощущаясь, а прикосновением. И запоздалая догадка, что не может все быть так просто, кольнула сердце – но тут же позабылась.

На нее смотрели. Не в спину – Орихиме не посмела бы обернуться сейчас, но чувствовала, откуда идет этот взгляд. Прямой, бесстрастный, какой-то изучающий. Взгляд того, чье существование она собиралась отрицать.

– Мне не страшно, – прошептала вслух. Соврала, конечно же: страшно было. И неловко, и тоскливо так, что перехватило горло. Сильнейшее оружие Айзена? И веет от него опасностью и силой, а ощущение – совсем как от живого.

Решиться так трудно, гораздо трудней, чем представлялось в начале. Но кто же, если не она?

– Прости, – еле слышным выдохом. И сразу же, пока не успела сдаться и передумать:
– Я отрицаю!

Привычный всплеск энергии – и щит послушно засветился в руках, накрывая цель золотистым куполом. Получилось легко, как на тренировках когда-то. Теперь сосредоточиться и...

...ничего?

Минуты текли сплошным потоком, голова от напряжения взрывалась болью. Орихиме едва ощутила, как капелька пота скользнула по виску. Ее свет на Хогиоку, свет Хогиоку на ней... И щит золотой все тусклее – будто вымороженный изнутри.

Что именно пошло не так, она поняла слишком поздно и контакт разорвать не успела. Сначала онемели пальцы. Потом стало трудно дышать. Потом был свет – невыносимо яркий, обжигающий даже сквозь плотно сомкнутые веки. Потом осталась только темнота.

* * *

Было тихо и очень холодно. В рот попал песок, заскрипел противно на зубах. Еще не открыв глаз, она стала отплевываться, но вокруг был все тот же песок, и становилось только хуже. Она вскочила, глухо вскрикнув и поспешно озираясь по сторонам.

«Что случилось? Где?..»

От края до края – черное небо без единой звездочки. От края до края – белое море с застывшими волнами. Тихое на грани слышимости шуршание песка на ветру. И ничего больше.

Ноги подкосились – пришлось снова опуститься на песок и до боли стиснуть выбивающие дробь зубы. И ей казалось, будто в Лас Ночес холодно? Да там почти курорт. Но что же все-таки случилось? Орихиме помнила Хогиоку, ослепительный свет и столь же ослепительную боль. Потом – просто ничего.

«Быстрее. Нужно идти» - эта мысль чуть ли не силой подняла на ноги и толкнула в спину. Объяснение Орихиме нашла для себя уже после: ну конечно, не замерзать же здесь. Тем более что направление известно. Откуда – она старалась не думать.

Идти было тяжело, ноги с каждым шагом по щиколотку проваливались в песок. Через полчаса она едва не плакала от усталости, а еще через час – от оказавшегося таким жутким одиночества. Все то же кругом: и песок, и небо, и ветер, и мертвые деревья. Даже те – мертвые. Ни души. Остался в этом мире хоть кто-нибудь?

Еще через час она была бы рада, наверное, даже врагу – но когда ее одиночество нарушили, все равно испугалась. Совсем чуть-чуть.

Он вышел из-за громадного, изъеденного ветром валуна, неуклюже переваливаясь на коротких лапах. Потряс головой, закрытой, будто шлемом, белой костяной маской. Орихиме замерла. Пустого она бы узнала сейчас и без этой маски, и без темной дыры в основании толстой шеи. Чужая рейацу затопила воздух всеобъемлющим, страшным голодом. Она и не представляла раньше, что голод может быть таким. Рот наполнился слюной, где-то в груди вспыхнула острая боль – и угасла, оставив тихое жжение.

Пустой, напоминавший массивного неповоротливого ящера, двигался на удивление быстро. Она не пыталась убежать – бесполезно. От такого существа и, главное, от такого голода не уйти. Попыталась закрыться щитом, но ничего не вышло, будто у нее никогда не было способностей.

«Неужели… все?»

А пустой прошел мимо – и быстрым, хоть и неуклюжим шагом потопал в ту же сторону, в которую неведомая сила тянула саму Орихиме. Она замерла сначала, неверяще глядя вслед – не мог же он просто так ее не тронуть. И не заметить не мог; даже если пустой и был бы слепым, рейацу добычи почуял бы непременно. Так что же это?

Она постояла минуту, раздумывая. И побежала следом. Неизвестно, почему тот не видел ее – но и хорошо, что не видел. А остаться вновь одной невыносимо.

Бежать приходилось все время. Она уже упала несколько раз, успела потерять сандалию и оцарапать руку о неудачно подвернувшийся острый камень. То и дело хотелось окликнуть пустого, чтобы не бежал так быстро – но вряд ли это было возможно. Хотя если б он действительно ее услышал… тоже не лучший вариант.

Пустой все же остановился, и сердце Орихиме екнуло, но дело было вовсе не в ней. Появилась новая рейацу: все тот же голод и чистейшая агрессия. До странного знакомая рейацу, обладателя которой Орихиме не могла разглядеть из-за массивной туши своего пустого. Услышала только низкое басовитое рычание.

– Какой маленький адьюкас, – глухим смешком пророкотал ящер. – Чтобы утолить мой голод, не хватит и десятка таких, как ты.

– Кажется, я это уже слышал, - рыкнули в ответ. – И для моего голода таких, как ты, не хватит и сотни.

Когда Орихиме увидела, наконец, говорящего – изящного, миниатюрного даже пустого-пантеру – тот уже впился клыками в мощную шею, с кошмарной легкостью перегрызая горло. Ее слабый вскрик потонул в бешеном реве ящера, безуспешно пытающегося сбросить противника, в утробном рычании пантеры и отчетливом мерзком хрусте. Чужая боль разливалась в воздухе, мешаясь с чужой же злобой и азартом боя. Густо пахло горячим железом.

Все было кончено через несколько минут. Адьюкас вскочил на поверженное тело, облизнулся – маска перемазана кровью, глаза светятся язычками голубого пламени. Так… знакомо. Орихиме с трудом оторвала от него взгляд, сейчас только заметив темно-алый песок под ногами и такого же цвета брызги на собственном платье. От запаха крови слегка замутило и усилилось жжение в груди. Почему, она же не ранена? Странно… и страшно тоже. На возникшую неподалеку группу пустых она, в отличие от адьюкаса-пантеры, почти не обратила внимания.

– Опять вы отстаете, – проворчал тот. – Я нам ужин добыл, пока вы копошились.

– За тобой не угонишься, Гриммджо.

– Ха!

В добычу он вгрызся первым, с аппетитом вырывая куски мяса. Чуть помедлив, стая присоединилась. Кровью запахло сильней, но тошноты Орихиме больше не чувствовала. Понимание приходило постепенно, оборачиваясь тихой паникой. Ведь таким был Гриммджо Джаггерджек еще до Хогиоку, до превращения в арранкара? Значит, это прошлое? Но как?..

«Назад, назад, – приказывала она, накрывая Хогиоку щитом отрицания. – Еще дальше, еще раньше, в то время, когда не было этого всего. Назад, в не-существование!»

Неужели?..

Додумать не удалось – такой тяжелой волной рейацу накрыло их всех. Темной и будто вымораживающей напрочь. В черном небе распахнулись черные крылья.

Гриммджо поднял голову от добычи и оскалился. Стая его, напротив, припала к песку. Так никем и не замеченная Орихиме сжалась в комочек и почти что перестала дышать.

– Эй, ты! Спускайся и дерись честно! – это, конечно же, Гриммджо.

Молчание. И давление только сильней.

– Иди сюда!

– Я могу убить вас всех, – ответ был тих, но его услышали, несомненно. – Но я спешу. Нет времени на мусор.

Огромная летучая мышь метнулась по небу и почти сразу пропала за горизонтом. Гриммджо ругался вслед голосом гораздо более хриплым, чем раньше.

– Ладно, нам тоже пора, – сообщил он, когда выдохся немного. – Кончайте жрать и пойдем. А этого урода я когда-нибудь встречу. Обязательно.

С тушей ящера пустые расправились быстро и исчезли за песчаными холмами – в том же направлении, куда спешила летучая мышь. И куда не суждено было добраться сожранной ими добыче. Догонять никого Орихиме больше не пыталась, теперь отлично зная, куда они все стремятся. И кто ждет их там. И что.

Но если у нее получилось – они не доберутся никогда. И будут течь по рекам памяти, повернутым вспять. Обратно – к не-существованию. И она, не сумевшая разорвать контакт с Хогиоку, останется здесь, со всеми. И будет как все. Потому что жжение, ставшее нестерпимым – это голод и есть, теперь он в и ней тоже. И скоро, очень скоро она коснется груди и ощутит лишь пустоту. Насквозь.

Орихиме машинально облизнула палец, вымазанный кровью пустого. Голод лишь скрутил с новой силой.

– Нет!

Она знала, как страшно рискует. Готова была погибнуть, сражаясь – или, по крайней мере, думала так. Но к этому оказалась не готова совсем.

– Отпусти меня! Я не могу!

«Разве нет, принцесса? – голос прямо в голове, не закрыться, уши не заткнуть. – Можешь, прекрасно можешь. Ты уже давно наша, просто боишься признать».

– Нет!!!

Из последних сил, не высушенных пока голодом и страхом – золотистый свет вокруг пальцев. Все теплее, все ярче… А потом – снова темнота.

* * *

Болело все. Особенно голова и правая рука, затекшая от долгого лежания на каменном полу.

Полу?

Она поспешно открыла глаза. Ну да, пол, белый, какой и должен быть во дворце Лас Ночес. И все те же далекие стены, и высокий – не разглядеть отсюда – потолок. И серебристо-мягкий свет. Орихиме подняла взгляд – Хогиоку сверкнул насмешливо, будто подмигнув.

«Я его… не уничтожила?»

Что она должна была почувствовать в случае провала? Разочарование, наверно. Горечь. Но были лишь бесконечное облегчение и слабость. Все-таки уничтожение – это не для нее. Особенно Хогиоку.

«Ты наша», – как шепот на ухо, как отголосок кошмарного сна.

– Нет… – хотела сказать твердо – а получился жалобный шепот.

«Неужели? Посмотри вокруг. Ты все еще это ненавидишь?»

Очень хотелось ответить «да», но вот соврать не получилось. Не теперь, не после песков Уэко Мундо, не после бесконечного голода – одного на всех. Ненавидеть тех, кого почувствовала однажды, она не умела.

И тогда наконец пришли слезы.

– Что же вы сделали со мной?

Получилось только одно – бежать. Прочь от этого зала, от света Хогиоку, от невыносимых в своей правдивости слов. И давно не важно, кого там приказывал ждать Улькиорра.

«Эта одежда – знак того, что ты принадлежишь Айзену-сама, – говорил он. – Того, что ты с нами теперь. По своей воле».

Она прислонилась к стене, лихорадочно вцепившись в ворот собственного платья. Невозможность сорвать его немедленно, хотя бы в этом не сдаваясь, почти что причиняла боль.

– Что с тобой, женщина? Ты не должна быть здесь.

А голос его совсем не изменился, оказывается. Тихий, но не услышать невозможно.

– Пожалуйста, – сдерживаться больше не было сил. – Пожалуйста, я не могу это носить, дайте хоть что-то другое, я буду помогать, буду подчиняться Айзену-сама, но только не это платье, пожалуйста!...

Протянула руку – и чужие сильные пальцы уверенно сжали ее дрожащую руку.

– Это не обсуждается, – сказал Улькиорра.

Вот и все. Она устало закрыла глаза, сама крепче сжимая ладонь. И страшно больше не было.


Название: Подарок
Автор: Лейтенатор
Команда: Грибы-Шинигами
Пейринг: Айзен Соуске/Ичимару Гин
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Количество слов: 1347


Айзен идет по мертвому городу и слышит за своей спиной шорох змеиных чешуек и явственное шипение.
Он улыбается ласковой улыбкой и продолжает шагать. Он привык к этому звуку, как к биению собственного пульса. За столько-то лет — как не привыкнуть.
Он запрокидывает голову и смотрит в небо. Оно голубое и фальшивое.
Как глаза того, кто шагает за ним. След в след. Точно по следу. Столько лет.
Айзен привык быть умнее всех. Просчитывать все на сотню, тысячу шагов вперед. Он привык планировать.
Для успешного плана нужна информация — ее он тоже всегда умел находить.
Не составило труда узнать, зачем этот странный мальчик появился в его отряде тогда.
Остро блеснуло в свете луны окровавленное лезвие, но лейтенант Айзен смотрел не на него. Он смотрел в глаза мальчишки, которые — даже плотно прикрытые — резали острее, чем сталь.
В них была ненависть.
Айзен узнал эту реяцу с первого же мгновения — невозможно было ошибиться. Тот пустырь. Та девочка. Шелест веток. Едва различимый. Недостаточно громкий, чтобы скрыть чужое горячее дыхание. И шорох чешуи.
Это было просто, как сложить два и два. Но полученная четверка почему-то упорно пыталась обернуться другой цифрой. Айзен решил проследить, во что это выльется. Ему было интересно.

Сначала она стала цифрой пять.

Он сам пришел к нему.
Было уже очень, очень поздно, ночь была тихой и прохладной, а лейтенант пятого отряда хотел дать телу разрядку и отдых от дневных дел.
Айзен почувствовал едва ощутимое движение воздуха, а в следующую секунду к нему прижалось худое, горячее тело, и тонкие пальцы обхватили член поверх его собственных.
- Я мог бы и сам, - спокойно сказал он, ощутив с удивлением, как сердце пропустило удар. Такого раньше не было.
- Но так же проще, - ответил Гин и быстро задвигал рукой. Соуске слегка откинулся назад, повернул шею и с улыбкой посмотрел на старательно прикушенную тонкую губу. На острый кадык на худой шее. Когда к его улыбающемуся рту прижались горячие обветренные губы, он тихо вздохнул и кончил в узкую ладонь.

Это было правдой. Он мог сам. Он мог все сделать сам. Но с Гином было проще. И приятнее.
Ичимару почти ничего не умел. Айзен охотно учил его — сражаться и трахаться, быть незаметным, как тень, заполнять собою все, как ярким солнечным светом.
Он научил его всему, что умел. Почти всему. И продолжал следить за тем, как растет и крепнет, наливается силой и сталью чувство Гина. Как тот виртуозно владеет лицом. Как он становится чем-то бОльшим.

А цифра пять — цифрой три.

Он всегда был на шаг позади. Готовый прикрыть спину. Готовый ударить в спину. Айзен с любопытством ждал, что же произойдет раньше. Это заставляло кровь быстрее бежать по венам. Это бодрило. Это вносило легкую приятную нотку остроты в его давно продуманный и тщательно подготовленный план.
Но день за днем спина была надежно прикрыта. Айзен помнил о возможной угрозе лишь по привычному шороху чешуи. Иногда ему интересно было узнать, не становится ли и язык Ичимару змеиным.
Каждый раз, когда Гин плавно опускался перед ним на колени и брал в рот, Айзен распахивал глаза пошире и смотрел вниз — не промелькнет ли между тонких припухших губ раздвоенный кончик. Но Гин медленно поднимал веки и глядел ему прямо в глаза, не выпуская из плотно сомкнутых губ горячий напряженный член — и Айзен не мог сдержать вздоха, запрокидывая голову до хруста позвонков. Он разглядит потом. Непременно. В следующий раз. У них будет еще много возможностей.

План был просто блестящим. Он был поистине совершенством: все удалось с таким изяществом и легкостью, словно они танцевали прекрасно отрепетированный танец. Сверху Готей казался крошечным. Ничтожным. Его можно было бы раздавить ступней — но это удовольствие Айзен предпочел оставить на потом. К тому же, он не любил пачкаться без лишней надобности.
Стены Лас Ночес встретили его ослепительной чистотой.

Там им обоим стали не нужны цифры.

Цифры теперь были для арранкаров, для низших, для подданных. Айзен смотрел на них со своего трона и улыбался. Они развлекали его. Иногда удручали. Иногда заставляли скучать. Впрочем, никто не идеален в этом мире.
Это огорчало его, а Айзен не любил огорчаться. Поэтому он готовил прекрасный новый мир, в котором не будет места скуке и печали. Для себя. И того, кто был на шаг позади.
Нет. Уже гораздо ближе.
Айзен все ждал и ждал, когда же клинок войдет между его позвонков, а вкрадчивый тихий голос прошелестит на ухо: «Не ожидал?». О, как давно и долго он хотел ответить ему: «Ожидал, Гин». Но случая все не было и не было. Впрочем, Айзен привык использовать каждый отведенный ему шанс с выгодой, из всего извлекать пользу.
Для того, чтобы стать богом, не хватало самой малости.

Он мог бы сам найти себе достойного соперника, который уступал бы ему совсем немного. Одержал бы победу и достиг, наконец, необходимого уровня силы.
Но так действительно было проще — следить, как идеальный враг растет рядом с тобой, впитывает знания и навыки жадно, как губка. Будущему владыке мира иногда становилось немного жаль. Но не настолько, чтобы не использовать эту возможность.
Всякий раз, вбиваясь в острое, угловатое, жаркое тело, заполняя его до предела, ощущая, как Гин стискивает до синяков пальцы на его плечах, как впивается в шею зубами, кончает под ним, вместе с ним, Айзен все же тянулся заглянуть в хищно прищуренные глаза. Он видел там то же, что и в первый день.
Искреннюю, чистую ненависть.
Тогда он откидывался на мокрые сбившиеся простыни, улыбался удовлетворенно и засыпал.

В фальшивой Каракуре гуляет ветер. Он приносит с собой соленые запахи пустыни. Айзен всегда хотел проверить — а есть ли за бесконечными песками Уэко Мундо море. Но все никак не хватало времени.
Айзен улыбается. Сегодня отличный день. Сегодня он, наконец, достигнет предела своей силы. И преодолеет этот предел.
Он чувствует себя мальчишкой. Хочется смеяться и вдыхать полной грудью свежий воздух. Ну и что, что он фальшивый. Зато такой сладкий.
Можно даже припугнуть пару школьников — ребячество, глупая забава, но губы сами растягиваются в улыбке. Он чувствует себя, как в парке развлечений. Это все сегодня — для него. Весь мир сегодня — для него.
- А где же твоя дама сердца, Гин? Что-то не спешит.
Ичимару смотрит на него со странным выражением лица. «Он же любит ее, ведь верно?» - думает немного недоуменно Айзен. Впрочем, вскоре она дает о себе знать, и он охотно отпускает Гина. На время. Сегодня хочется быть щедрым.

Солнце светит в глаза. Оно такое яркое, что перехватывает в груди. А, может, это оттого, что ее пронзает острый клинок. Айзен смотрит удивленно вниз и видит, как тонкие пальцы выдирают из его груди Хогиоку. Гин стремительно удаляется.
«Куда ты? Зачем ты бежишь?
Я так долго ждал этого. Видишь, какой сегодня солнечный ясный день, Гин. Он стоит того, чтобы продлиться подольше. Особенно для тебя. Ведь для тебя он — последний».
Айзен испытывает редкое удовольствие, объясняя ему это.
Хогиоку послушно возвращается обратно. Оно не предаст — Айзен в этом уверен.
У Гина сумасшедший взгляд.
Когда все разговоры окончены, они продолжают говорить друг с другом одними глазами.

«Так вот какой подарок ты приготовил мне сегодня, Гин».
«Я подарю тебе смерть».
«Глупый. Ты ничего не можешь мне подарить. А вот я — могу. Я подарил тебе мечту. Цель. Скажи, Гин, если бы не было меня — для чего бы ты жил на свете?»

Гин вздрагивает всем телом. И молчит. Тонкая струйка крови течет из угла его рта. Айзен не может больше ждать. Собирается публика. Пора начинать представление.
Когда он отворачивается от Гина к Ичиго, на секунду тело нового бога пронзает тупая боль. Он все-таки в чем-то ошибся. Это чувство, неотступное, едва ощутимое, застит глаза легкой дымкой. От нее ноет самую малость сердце. Ну, или что там осталось от него.
Он соврал. Гин все-таки смог ему кое-что подарить.
Но что — Айзен не понимает.
Это вертится на языке, отдается в ушах ритмом пульса. Он почти может почувствовать это. Он хмурится и силится вспомнить нечто, казалось бы, давно позабытое. Но перед глазами стоит лишь мертвенно-бледное лицо и тонкие окровавленные губы.
Впервые в жизни Айзен не может чего-то понять.
Впервые в жизни он чувствует, что потерял нечто важное, еще не успев оценить всей его ценности.
Впервые в жизни он чувствует, что его обокрали.
Что он сам себя обокрал.
Он улыбается Ичиго широкой — чересчур широкой улыбкой.
И делает шаг вперед.
Он все может сделать сам. Ведь верно?..